Екатерина Дроздова - Богоявленское

– Я вот об чем Сеня призадумался. Для того и позвал тебя прокатиться, чтоб по-мужски погутарить, без баб. Пора бы тебе Сеня невесту подыскивать.

– Что ты, батя?! – возразил изумленный Арсений. – Рано мне еще жениться!

– Жениться-то, оно конечно рано, – согласился Митрофан Спиридонович. – А вот невесту присматривать, самое время. Хорошую-то невесту главное не прозевать. Примечаю я за тобой, по Верке Сенявиной сохнешь? Что же, оно и верно. Девка она дюже красивая, и главное выгодная. Тебе тепереча чаще надо подле нее быть, да князю с княгиней глянуться, дабы в нужный момент вовремя подсуетиться.

– Что ты, батя? – уже с грустью ответил Арсений. – Она благородная и страсть, как хороша. Ровня ли я ей?

При мысли о Вере у Арсения помутнело перед глазами. Он с раннего детства был влюблен в нее, и чем старше становился, тем сильнее становилась эта влюбленность. Он искал встреч с ней. При любой возможности приходил в княжескую усадьбу, в парк и даже на конюшню, используя в качестве предлога свою дружбу с Митькой. Но даже в самых смелых мечтах он не мог и помыслить о том, что однажды его влюбленность может стать взаимной.

– Не боись Арсюха, – засмеялся Митрофан Спиридонович, похлопав сына по плечу. – Я знаю чаво делать, и тебя в свое время научу. Все бабы одинаковые и простые и благородные. Могет статься так, что князю и деваться будет некуды.

– Нет, батя! Нет! – возразил Арсений.

Эти слова Арсения сильно разозлили и без того недовольного сыном Митрофана Спиридоновича.

– Слюнтяй! – зарычал он. – Не моя ты кровь! Дружок-то твой, Митька Чадин, поумнее тебя будет.

При этих словах он достал из кармана поднятый накануне портрет, и, протянув его сыну сказал:

– Обранил надысь. Есть-то, вчерашний холоп, а знает куда стелет. А ты? Дурак!

– Не может быть! Не может быть! – шёпотом сокрушался пораженный такой новостью Арсений.

В отличие от сына, Митрофан Спиридонович сдаваться не собирался. Чем больше он богател, тем выше росли его амбиции. Ему уже было мало быть просто богатым. Теперь он поставил перед собой цель получить еще больший престиж и войти в благородное сословие. И женитьба сына на княжне Вере подходила для этого, как нельзя лучше. А вот неожиданный конкурент в лице Митьки его планам мешал, и Митрофан Спиридонович решил во, чтобы то ни стало избавиться от него. Поэтому уже через несколько минут Верин портрет лег на стол Петра Ивановича Сенявина.

– Гони, Петр Иванович! Гони щенка со двора! – настаивал Митрофан Спиридонович. – В прошлый раз ты меня не послухал, так не ошибись в энтот раз. Пожалел сирот, пригрел змей на груди. Все семя их гнилое.

Увидев портрет, Петр Иванович ничего не ответил Митрофану Спиридоновичу, а только позвал к себе дочь и, оставшись с ней наедине спросил:

– Скажи мне, Вера, как твой портрет мог оказаться у нашего конюха?

Петр Иванович строго и пытливо смотрел дочери в глаза.

– Вероятнее всего выкрал, – спокойно ответила Вера.

– Ну, что же, выходит, что следует прогнать этого воришку, – сказал Петр Иванович, продолжая внимательно смотреть дочери в глаза.

По реакции дочери он пытался понять, действительно ли юный Митька выкрал портрет или Вера сама подарила его? Но не один мускул не дрогнул на ее прекрасном лице.

– Воля ваша, папенька. Однако найдется ли такой юноша, который не желал бы выкрасть для себя мой портрет?

– Впредь, будь внимательнее к своим вещам, Вера! – ответил Петр Иванович, возвращая дочери ее портрет.

Митьку, Петр Иванович прогонять не стал, и это поражение Митрофану Спиридоновичу пришлось проглотить. Еще с шумного скандала вызванного Марком Вацлавичем, Митрофан Спиридонович озлобился на всю семью Чадиных и старался всеми силами выжить из Богоявленского Митьку и Машу, следом за их отцом Гаврилой. А теперь, когда Митька встал на пути его планам, связанным с женитьбой своего сына Сеньки на Вере, которые он пока тщательно скрывал, Митрофан Спиридонович был готов на многое. Но Петр Иванович, понимая, что им движет личная неприязнь к сиротам, поступил умнее его хитроумного плана.

Ну и в самом деле, рассуждал он, разве можно найти такого мужчину, который не влюбился бы в его старшую дочь, красу губернии? А у этого мальчишки хоть душа чистая, от него не будет подлости, и это Петр Иванович отлично понимал. А, что касается Веры, то князь рассудил, что лучше ее на время увезти подальше от Митьки, и отправил вместе с матерью и младшими детьми на воды в Кисловодск.

Вера приняла известие об отъезде с непроницаемым спокойствием. Впрочем, так же, как принимала и любые другие известия. Вот только черные глаза ее наполнились от чего-то непривычным смятением.

После уединенной жизни в Богоявленском Кисловодск со своей бурной богемной жизнью в летний период приятно поразил Ольгу Андреевну. Посчитав, что пора бы показать собравшемуся здесь светскому обществу свою старшую дочь Веру, она не поскупилась на обрамление для нее. Арендовала целый этаж в гостинице напротив фонтана, поближе к Нарзанной галерее, наняла экипаж, и отвела дочь в лучшее ателье, не забыв при этом и о себе. Ольга Андреевна ни минуты не тратила зря, проводя пешие прогулки на самых оживленных аллеях парков, не пропуская лечебных процедур в Главных Нарзанных ваннах и ужиная в Ресторации. Так она быстро и легко вошла во все светские круги, не уставая демонстрировать старшую дочь.

– Выйди к нам Верочка, покажись гостям, – говорила она за завтраком.

– Сыграй для гостей, – открывала она крышку фортепьяно за ланчем.

– Вы еще не видели, как Верочка танцует, – говорила она на балу и тут же дюжина мужчин ангажировала Веру на танец.

Все женщины признавали юную Веру внешним совершенством и смотрели на нее с нескрываемой завистью, а мужчины, от юных мальчишек до пожилых ловеласов, смотрели на нее с вожделением, так словно каждый из них уже был с ней наедине. Вера ненавидела эти взгляды, от которых не могла ни спрятаться, ни защититься и чем усерднее Ольга Андреевна представляла дочь в обществе, тем пренебрежительнее она относилась к нему.

– Ах, как хорошо, – радовалась Ольга Андреевна за чаем в гостиной. – Как прекрасна жизнь здесь, и она может быть еще лучше, ежели мы составим тебе выгодную партию, Верочка. Когда ты будешь блистать в столице не забывай, что твоя мать не жалела для этого ни сил, ни средств.

– Благодарю вас, маменька! – ответила гордая Вера. – Но к чему все эти траты? Не удобнее ли сразу повесить мне на шею ценник?

– Ты упрекаешь меня? – сошла с лица от негодования Ольга Андреевна. – Ты упрекаешь меня за то, что я устраиваю твою судьбу?

– Нет, маменька, вы не мою судьбу устраиваете, а свою, – не дрогнув ответила Вера.