Екатерина Дроздова - Богоявленское

Собирался ехать на праздник и Митька. Когда из дома выбежали Ксюша и Егор, он укладывал в дрожки подарки для новорожденной. Тут были свертки и от него с сестрой Машей и большие коробки с яркими ленточками от княжеской семьи Сенявиных. Подбежав к Митьке, Ксюша взяла его за руку, так просто, по-свойски и, запинаясь в своих словах, стала торопить:

– Митя, Митенька, ну скорее же! Поехали скорее!

И притянув к себе Митьку за руку, Ксюша шепнула ему на ухо:

– Скорее пока папенька не передумал.

Митька обернулся на князя Петра Ивановича. Тот, стоя на крыльце с накинутым на плечи плащом, одобрительно кивнул, и устало махнул рукой. Сопротивляться напору младшей дочери было бесполезно.

– А, ну-ка, залазьте! Да держитесь покрепче! – обратился Митька к детям и те с радостным писком бросились в дрожки.

– Езжай осторожнее! – крикнула в след уезжающему Митьке выбежавшая на улицу Ольга Андреевна.

Обратившись к мужу, она сказала:

– Зачем ты разрешил им ехать? Разве их круга там соберутся гости?

– Перестань Ольга, они все-таки дети! – возразил Петр Иванович.

В богатом доме Митрофана Спиридоновича Мищенко было шумно и многолюдно, но, невзирая на большое количество гостей, сразу же бросалась в глаза зажиточность хозяина этого дома. Зеркала в богато декорированных рамах, карнизы с дорогими шторами на окнах, огромный гардероб, буфеты и комоды, кресла с высокими спинками, шкафы и часы – все эти вещи можно было увидеть только у Митрофана Спиридоновича, по богатству дом его уступал только усадьбе князя Петра Ивановича Сенявина.

Войдя в дом, Митька первым делом перекрестился глядя на образа, затем, пройдя через залу, с трудом пробираясь через изрядно подпивших гостей, подошел с подарками к Митрофану Спиридоновичу и Василисе Ивановне. Митрофан Спиридонович принял Митьку неожиданно ласково.

– А, Дмитрий! Здорово, брат! – сказал он, поблагодарив за подарки.

– Проходи, садись! Будь дорогим гостем! – добавил Митрофан Спиридонович, приглашая Митьку к столу.

Митьке было оставлено место рядом с Арсением и Васькой. Праздник был в самом разгаре. На угощение Митрофан Спиридонович денег не пожалел. На столе в изобилии было и белой, как сливки индюшки, откормленной грецкими орехами, и «пополамных» расстегаев из стерляди, и налимьих печенок, а дорогие вина с водкой текли рекой. Еще долго по Богоявленскому будут ходить легенды об этом празднике, обрастая все новыми и новыми слухами.

Митька на этом празднике успевал не только веселиться, но и приглядывать за княжичами, которых привез сюда:

«А то, не ровен час, покалечатся, чертята», – думал про себя он.

Митька искренне любил этих детей, ведь они были такими озорными и непоседливыми, как он когда-то. Заводилой здесь, как всегда была Злата. Домой из Крыма она вернулась совершенно здоровой, и такой же веселой и хулиганистой, как и прежде. Вот только голос прежний, к ней так и не вернулся, навсегда оставшись бархатным, ребячьим.

С любопытством наблюдал за этой троицей детей и Васька. Особенно его внимание привлекала юная Ксюша. Как же эти сестры Сенявины быстро взрослеют, – думал он, глядя на двенадцатилетнюю Ксюшу. В одно лето превращаются они в прекрасных барышень. И все-таки Ксюша с Верой были совершенно разными. Белокурая Ксюша не отличалась такой яркой и манящей красотой, как старшая сестра, но в ней было неповторимое очарование. Сероглазая, всегда веселая с еще пухлыми, почти детскими щечками, она в момент обезоруживала озорной улыбкой. Две сестры Сенявины были, как два полюса – Вера – совершенное, но ледяное изваяние, Ксюша – ласковая, весенняя бабочка. Так не хотелось в этот день Ваське верить, что она княжна, настолько Ксюша казалась близкой и родной.

Васька взял в руки гармонь и запел веселую, жизнеутверждающую песню:

Под окном широким,

Под окном высоким

Вишня белоснежная цветет.

Мимо этой вишни,

Мимо этой хаты

Парень бравый в первый раз идет.

Васька даже не заметил, как со всех концов стола подхватили его песню и пустились в пляс. Сейчас это была не просто песня, это пела Васькина душа. В ней было все его настроение, и он радостно продолжил петь:

Он в окно посмотрит,

Он в окно заглянет –

Ничего за вишней не видать.

Отойдет, вздохнет он,

Бровью поведет он

К вишне возвращается опять.

Ты открой родная, открой дорогая.

Ты открой любимая окно

Или ты не видишь, иль не понимаешь,

Что я жду тебя давным-давно.

Что это за вишня,

Что это за хата,

Что это за девка у окна?

Что это такое,

Сердцу нет покоя.

Где лежит дороженька одна…

И чем громче Васька пел, тем больше оживлялись гости. Он с радостью наблюдал, как подхватил его песню и Митрофан Спиридонович, сидевший во главе стола в обнимку с его отцом Тишкой, как в одно мгновенье, запрыгнув на лавку, подхватила его песню Злата. Ее детский, но уже сильный голосок значительно возвышался над остальными. Но веселее всего Ваське было наблюдать за Ксюшей. Пытаясь не отставать от всех, она подпевала, но путала слова и очень от этого смущалась. Она даже не догадывалась, как мила и очаровательна была в этот момент.

Закутавшись в шаль, Ксюша быстро прошла по липовой аллее и спустилась на берег Дона. Тут она уже гуляла не спеша, осторожно ступая расшитыми бисером туфельками на замерзшую землю, припорошенную первым снегом, и наблюдала, как огромный огненный шар солнца садился за горизонт. С недавних пор Ксюша была сама не своя, потеряла аппетит и испытывала постоянную грусть. Она напрочь забросила своих кукол и прежние детские забавы. Ей наскучило все, что еще совсем недавно казалось веселым и интересным. Ксюша сама того не осознавая прощалась с детством. Теперь она стала грезить о балах и званых вечерах, на которых ей хотелось блистать также, как ее сестра Вера. Наконец ей хотелось кружить головы самым лучшим кавалерам, как это делала ее сестра. И среди этих кавалеров она уже видела его, самого главного рыцаря, предназначенного ей судьбой. Ксюша уже нарисовала его блестящего, красивого, смелого и благородного в своем воображении, уже видела в своих снах. Но для выхода в свет Ксюша была еще слишком юна, а из детских забав уже выросла. Оттого-то ей и было сейчас так скучно и грустно.

Вечер был тихим, безветренным и Ксюша услышала, как откуда-то с высокого берега доносились звуки гармони и звонкий смех. Ей ужасно захотелось посмотреть на этих людей, которым радостно и весело в то время, когда ей грустно. Поднявшись на пригорок, Ксюша увидела, рядом с торговой лавкой, веселящихся крестьянских юношей и девушек. Они играли на гармони, пели и плясали.

После бегства из Богоявленского Марка Вацлавича Садилека мужики перестали собираться около торговой лавки, где велись их долгие, политические беседы и, кажется, совсем забыли о том, что их тут объединяло. И все-таки здешним скамейкам долго пустовать не пришлось. Теперь здесь каждый вечер стала собираться на гулянья сельская молодежь. В этой веселой компании Ксюша узнала верных друзей Митьку Чадина и Ваську Попова. Встав за торговую лавку, так, чтобы ее было не видно, Ксюша стала внимательно их разглядывать. Васька играл на гармони и пел хулиганские частушки, а Митька стоял неподалеку в окружении трех девушек, явно боровшихся между собой за его внимание. Митьке было уже восемнадцать лет, и он был очень красив, весел и обаятелен, а главное он по-прежнему оставался честным и бескорыстным. Наблюдая за этой веселящейся сельской молодежью, Ксюша и сама развеселилась. Ей так нестерпимо захотелось к ним. Захотелось петь и танцевать вместе с ними, но позволить себе этого, в силу своего высокого происхождения, она не могла.