Николай Спасский - Византиец

— Не придирайся к словам, приятель. Здесь сумасшедших нет. Никто не собирается снова класть на стол завещание Константина. Особенно после того как дружок нашего учителя, этот Валла разнес его в пух и прах, доказав, что это подделка. Правда, непонятно, зачем он это сделал. Нет, мы хотим другого. Если Виссарион станет папой, крестовый поход позволит ему вновь утвердить моральную и церковную власть папы над Европой. Святой престол снова станет определять пути развития мира.

— Ты думаешь, это возможно?

— А почему бы и нет? Почему в свое время проиграл Фридрих И? Из-за слабости партии гибеллинов в Италии. Почему папы не смогли развить свой успех? Опять-таки по той же причине: у них не было партии, на которую они могли бы положиться в Германии. У Виссариона такая партия есть. Партия, готовая взять власть.

— И кто это?

— Мы.

— Мы — это кто?

— Мы — это мы. Все мы — служители государства, церкви, науки, сделавшие ставку на Виссариона. Ты никогда не задумывался, чем Виссарион занимался все эти годы?

— Очень многим. Утверждал себя в качестве одного из влиятельнейших кардиналов, мобилизовывал Европу на защиту Греции, воссоздавал в Италии орден Святого Василия, покровительствовал наукам и искусствам, собирал древние рукописи, наконец.

— Все это так. Но не в этом суть. Виссарион создавал партию гуманистов. Сейчас мы благодаря ему превратились в самую влиятельную политическую и интеллектуальную силу в Европе. За нами будущее. Мы идем на смену схоластике средневековья. Мы олицетворяем возрождение культуры. У нас есть программа. Если Виссарион станет папой, как мы надеемся, мы знаем, что будем делать.

И тебе тоже надо определяться, с кем ты. Если ты думаешь просто продолжать делать карьеру, добросовестно выполняя свои обязанности и помногу работая, будучи умненьким мальчиком, то ты глубоко заблуждаешься. У тебя ничего не получится. Сейчас не та эпоха. Сейчас время больших перемен. Сделать карьеру по-настоящему, по-крупному можно только, если ты попадешь в такт с этим временем. Иначе тебя растопчут и выбросят.

Ты умный человек, талантливый, тебя любит учитель. У тебя, похоже, есть сила воли. Это очень важно. Но ты до сих пор не с нами. Ты чужой. То ли ты все еще ничего не понял. Но на это не похоже. То ли ты играешь какую-то свою игру. В любом случае тебе надо решать быстрее, потому что время не ждет.

Давай, допиваем вино и пойдем. А ты подумай над моими словами.

Н. не одну ночь думал над этим разговором. Он и вправду многого не понимал. Но он знал одно: ему не хотелось примыкать к этой своре. Хотя, и в этом Н. вынужденно себе сознавался, его место как грека, как перебежчика, как гуманиста, как человека свиты Виссариона было среди них. Значит, оставалось в самом деле начать свою игру. Так Перотти ненароком, желая, по-видимому, припугнуть его, подсказал ему выход из создавшегося положения.

Только, естественно, Н. начал эту игру не ради власти. Бороться за иллюзию власти, когда погибла тысячелетняя Византия, смешно. Спасти ее было уже нельзя, поздно. Рассчитывать, что удастся воссоздать ее на старом месте и в старом виде, тоже не приходилось. Но если стать таким же жестоким, как султан Мухаммед, и таким же ловким и изворотливым, как Виссарион, можно было надеяться в другом месте и в других формах сохранить что-то из наследства великой греческой империи. Хотя бы отдельные куски, из которых позже, возможно, через несколько столетий, сложится новая империя, которая снова подчинит мир.

Где? Когда? Этого Н. еще не знал.

Вскоре случились два эпизода, которые подкрепили Н. в его настрое.

Н. получил повод усомниться в личной моральной чистоте Виссариона. Одно дело — быть жестким и коварным политиком, интриговать, добиваться своих целей. И другое — самому участвовать в мелких, не очень солидных и к тому же не особенно грамотно сработанных провокациях.

Дело было так.

С началом 1453 года Николай V как будто стал несколько смягчаться в своем отношении к Георгию Трапезунду. Тот тогда находился в Неаполе при дворе короля Альфонса, по сути дела, в изгнании. Попал в эту передрягу он главным образом по своей собственной вине, из-за своего вздорного и неуживчивого характера и неуемного правдоискательства. Непосредственным поводом послужила драка между Трапезундом и Поджо Браччолини, происшедшая 4 мая 1452 года. Кто в ней был прав, кто виноват — установить не представлялось возможным, да, наверное, и не требовалось. Эта драка послужила сигналом к тому, что все принялись добивать неуживчивого критянина. Причем Виссарион, формально не участвовавший в этой кампании, фактически одобрил травлю.

Трапезунд сперва на два месяца угодил в тюрьму. Был вынужден официально и довольно унизительно извиниться перед Поджо. Затем, отчаявшись добиться аудиенции у Николая V, от греха подальше перебрался в Неаполь. В письме, которое Виссарион направил Трапезунду по следам этого позора, кардинал, любивший расставлять все точки с запятыми по своим местам, очень точно указал на истинную причину гонений. Согласно Виссариону, Трапезунд заслуживал еще более строгого наказания, потому что проявил неповиновение. В этом для Виссариона был ключ. Когда-то он помог Трапезунду. Следовательно, он рассматривал Трапезунда как своего человека и рассчитывал на полное повиновение с его стороны. Во всем. Своеволие влекло за собой немедленное наказание.