Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Тонкая сеточка морщин вокруг глаз Парисатис собралась в складки. Синие глаза, холодные и спокойные, непроницаемые, как зрачки подстерегающей добычу змеи, сузились.

— Красива, но полна гордыни, и это видно, — заметила она, не поднимая голоса.

— Следует признать, что у Антиноя недурной вкус, — продолжал веселиться стольник. — Говорят, что еврейки стыдливы в любви, но весьма умелы.

— Замолчи, стольник! — прорычала Парисатис. — Побереги свой язык для моего вина!

Коапаникес перестал улыбаться. Складки его лица застыли. Звуки лиры угрожающе зазвенели в полной тишине, пока Парисатис изучала Лейлу.

Внезапно царица отбросила накидку, которой была укрыта, и вытянула руки. Юные служанки поспешили поддержать ее, пока она спускалась с ложа.

Стоя, Парисатис была не выше девочек, которые ей прислуживали. Меж полами накидки виднелась тончайшая туника, не скрывавшая тела, оказавшегося более молодым и упругим, чем Лейла могла вообразить, и тем страннее выглядели следы возраста на ее лице. Парисатис заметила ее удивление и бросила на девушку насмешливый взгляд.

— Ты считала меня старее, чем я есть, верно, девица Лейла? Таковы все молодые. Стоит им увидеть морщины на шее, и они уверены, что женщина стара.

— Моя царица…

Парисатис жестом остановила ее.

— Замолчи, или ты солжешь мне. А мне не надо лгать. Никогда.

Лицо ее расслабилось. Она подошла поближе, подняла руку с перстнями и провела по обнаженному плечу Лейлы. Ее пальцы, неожиданно мягкие и теплые, скользнули с плеча на затылок. Лейла вздрогнула и с трудом заставила себя не отпрянуть. Пальцы царицы тискали и нажимали, перебравшись на грудь, словно она пыталась нащупать кости сквозь плоть, как если бы она осматривала животное, подумала Лейла.

— У тебя прекрасная кожа, — заключила она. — Сколько тебе лет?

— Двадцать один год.

— И у тебя еще нет детей?

— Нет, моя царица.

Парисатис захихикала. Губы ее растянулись, обнажив мелкие зубы, некоторые из них были чернее угля. Она обернулась к третьему стольнику, который подошел поближе и казался рядом с ней гигантом.

— Ты это слышал, Коапаникес? Двадцать один год! Она едва моложе этого дворца! Ей уже давно положено иметь мужа! В твоем возрасте, дочь моя, я каждую ночь позволяла великому Дарию искать золото своего трона меж моих бедер и уже произвела на свет Царя царей, который сегодня является твоим господином.

Она зашлась высоким смехом, от которого заколыхалась ее грудь, и жестом, показавшимся до странности дружеским, схватила Лейлу за руку.

— Иди за мной.

Она повела ее сквозь колоннаду. Служанки, евнухи, стольник, арфистка и стражники следовали за ними на расстоянии нескольких локтей.

— У тебя нет ни отца, ни матери, — заметила Парисатис.

— Нет, царица.

По-прежнему не выпуская ее руки, Парисатис спустилась по ступенькам, ведущим в сад. Лейле казалось, что та может отличить ложь от правды простым касанием ладоней.

— И ты давно знаешь Антиноя, — продолжала царица.

На самом деле это не было вопросом. Парисатис лишь показывала всю власть своего любопытства, как и свое царское могущество. И, увы, у Лейлы больше не было сомнений: именно Антиной был причиной этой странной встречи…

— Я знаю его с самого детства, царица.

Не замедляя движения, Парисатис снова захихикала.

— С самого детства! И нет детей? По крайней мере ты не девственница?

— Царица… — замялась Лейла, не сумев преодолеть неловкости.

Парисатис грубо дернула ее за руку.

— Не лги, я же тебе сказала! И не ломайся. Конечно ты не девственница. Парисатис видит это, стоит ей взглянуть на девицу.

Она замолчала и больше не сказала ни слова, продолжая двигаться вперед. Лейла старалась скрыть свой страх и унизительное смущение от того, что ее почти голой выставили на всеобщее обозрение.

Отпустив руку Лейлы так же резко, как она схватила ее, Парисатис свернула на дорогу, обсаженную бамбуком. Сад, окруженный крепостными стенами дворца, был таким густым, что скорее напоминал подлесок. Их шаги вспугнули тучи бабочек, которые, взлетев с кустов амарантов и шалфея, запорхали над их головами.

Стараясь подладить свой шаг под шаг царицы, Лейла спрашивала себя, какие еще безумные вопросы решит задать ей Парисатис. И выйдет ли она живой из дворца? Что она должна говорить в ответ или, наоборот, не говорить? Чего хочет царица? Не подстерегает ли опасность и Антиноя?

Дорога, ведущая в глубину рощи, стала подниматься по пологому склону. Сильный запах, кислый и дикий, заполнил весь подлесок. По мере их продвижения он делался все более сильным и навязчивым. Лейле запах был незнаком, но царицу, казалось, совсем не беспокоил.

В зарослях вдруг стало светлее, и дорога вывела их на поляну, где стволы бамбука образовали невысокую изгородь, окружавшую ров глубиной в десяток локтей и с такими обрывистыми стенами, что они казались вырубленными топором. В глубине рва Лейла с удивлением увидела густые кусты, лужи, чахлые деревья с изодранными стволами, покрывавшие дно, испещренное бороздами влажной развороченной земли.

У самого края, всего в двух-трех саженях от дороги, по которой ступала Парисатис, над этой хаотичной растительностью нависал сложенный из бревен помост, на котором сидели черные птицы, обычно кружащиеся над падалью. При их приближении птицы с криками снялись и полетели, тяжело взмахивая крыльями.

Не оборачиваясь, Парисатис велела:

— Подойди, девица Лейла, я представлю тебя моим друзьям.

Будто присоединяясь к ее приказу, могучее рычание сотрясло воздух. Ему ответил другой рык, потом еще один. Кусты во рву зашевелились, Лейла различила переливы рыжеватой шерсти и вскрикнула. Одним прыжком на помост вспрыгнули два льва с волнистыми гривами, разинутыми пастями и обнаженными желтыми блестящими клыками. Огромные лапы скребли бревна, будто нащупывая упор для прыжка. Лейла не смогла сдержать крика, уверенная, что они вот-вот бросятся на нее.

Но нет.

Один из львов повертел головой, задрав морду к небу. Грива волнами змеилась по его груди, как огненный ореол. Он издал новый рык, оглушительный и ужасный, в то время как другой, хлеща себя по бокам хвостом, ворчал и крутился на месте.

У Лейлы от ужаса застучали зубы, обнаженная кожа покрылась мурашками. Лев снова зарычал, на этот раз потише, словно его ярость уступила место скуке, Не закрывая угрожающе разверстой пасти, он улегся, не отводя чернильных зрачков от пришельцев, чей дразнящий запах щекотал его ноздри. Позади него со смирением менее крупного самца улегся и второй.

Короткая тишина повисла над рвом. Птицы больше не кружили над рощей. Лейла чувствовала устремленный на нее взгляд Парисатис, угадывая ее уничижительную улыбку и жестокое наслаждение.