Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Но наконец после доброй трапезы, после того как Аксатрия умастила бедное тело Ездры мазями и маслами, после того как она растерла его разбитые плечи, он немного пришел в себя.

Однако, когда я со смехом рассказала ему, как нам пришлось зубами и когтями отстаивать его отдых под градом оскорблений, он совсем не развеселился.

Сначала он вознамерился бежать к ним, как будто был в чем-то виноват. Я удержала его: дела могли немного и подождать. Я умоляла его поразмыслить в покое, пока его снова не увлечет вихрь криков и несовместимых желаний. Он со вздохом уступил, упав духом.

— Они правы, что впали в гнев. Лейла, я что-то делаю не так, когда пытаюсь управлять событиями. Не успели мы очистить Храм, как наши дома сравняли с землей! Не успели мы войти в Иерусалим, как началось все то же, что было при Неемии! Завтра мы восстановим дома, разрушенные вчера, но на следующую ночь Гешем или хорониты нападут на Храм. Или снесут крепостные стены, уничтожат урожаи на полях… Они ополчатся на что угодно, лишь бы причинить нам вред. Повсюду и без устали! Этому нет конца, ибо Яхве оставил нас. Я верил, что Он с нами, но нет! Завет по-прежнему нарушен, и вот каковы последствия.

Говоря, он теребил кожаный футляр, висевший у него на шее. Его глаза искали в моих утешения и доверия, которых я не могла ему дать. Горечь разрывала ему сердце, а мне нечем было ответить на его ожидания.

Я была полностью согласна с тем, что он только что сказал.

Он снова спросил со слезами на глазах:

— Лейла! Лейла, возлюбленная сестра моя, что я должен сделать, чтобы в глазах Яхве мы были достаточно чисты и хороши и могли наконец опереться на Его силу?

У меня не было ответа.

Он замер.

На его лице появилась странная гримаса, он смотрел на меня, но не видел меня. Я ожидала, что он сейчас начнет бегать по комнате, как делал всегда в моменты гнева или возбуждения, но вместо этого резким движением он разорвал шнурок, на котором висел кожаный футляр у него на шее. Он вытянул руку с футляром и с силой прижал его к моей груди. Глухим голосом, дрожащим, как дерево на ветру, он проговорил:

— Все, что мы должны знать, содержится здесь, в этом свитке. К чему стены? Яхве смеется над нашими стенами! Мы теряем время, возводя дома, которые исчезают в огне или градом камней осыпаются нам на головы! Яхве смеется над нами. Он не ждет от нас, чтобы мы стали каменщиками! Он неустанно испытывает нас, чтобы мы наконец услышали Его слово. Его Законы и Его правила — вот в чем Его воля. А мы плачемся: «Почему? Почему?» Ответ я дал еще в Сузах, и он остается неизменным: потому что мы не живем по Закону!

Я улыбнулась. Я понимала.

Схватив его запястья, я спокойно сказала:

— Учитель Барух говорил: «Слово Яхве заключено в Слове Яхве. И нигде больше». Он любил повторять слова Исайи: «Слушайте слово Господне. К чему мне множество жертв ваших? Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота; и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Не носите больше даров тщетных» . Ты прав. Стены — это Неемия. Праведность, обучение праведному суду Яхве, Слово — это Ездра.

Он улыбнулся. Его хрупкое тело содрогнулось от радости, как только что оно содрогалось от лихорадочного жара.

— Да, да! Для чего эти золоченые стены и фимиамы, если Слово Яхве падает в закрытые уши и слепые глаза?

Я связала узелком шнурок, чтобы снова повесить футляр ему на шею, и сказала:

— Научи всех тому, что написано в свитке. Если так прикажет Ездра, каждый его послушает.

Он помрачнел так же быстро, как просиял.

— Но как я смогу? Больше половины тех, кто шел с нами из Суз и Вавилона, не умеют ни читать, ни писать. А что до тех, кто жил в Иерусалиме до нашего прихода, то с ними еще хуже.

— Каждый способен научиться читать и писать.

Он заколебался, потом сухо усмехнулся:

— Не мечтай, Лейла. В Иерусалиме за мечты платят кровью.

— Я не мечтаю. Пусть те, кто умеет читать и писать, научат других. Пусть каждый перепишет отрывок из папируса Моисея. Они выучат Слово Яхве, переписывая его.

Он все еще колебался. Помолчал. Прикрыл глаза и улыбнулся той лучезарной улыбкой, которую я не видела давно, так давно.

Наконец он пробормотал:

— Храм Слова Яхве будет воздвигнут в их сердцах. Никто не сможет ни сжечь его, ни превратить в руины. Радость Яхве будет крепостью Его народа. И народ Яхве останется до скончания времен народом Книги.

Так и было сделано.

Не без сомнений и трудностей.

Многие священники сочли, что нечистым будет само переписывание свитка Моисея руками, которые не были для того предназначены согласно табличкам царя Давида. Левиты выслушали это предложение с ужасом. Как Ездра мог даже подумать о том, чтобы оставить Храм, пусть и на короткое время?

Довольно быстро все пришли к выводу, что эта дурная идея была следствием моего пагубного влияния. Вот почему я держала Ездру вдали от Храма, пользуясь его слабостью. И когда Ездра процитировал Исайю, ему ответили цитатой из Иеремии: «Наступают дни, когда среди сыновей Аммоновых слышен будет крик брани, и города их будут сожжены огнем, и овладеет Израиль теми, которые владели им» . По их мнению, следовало объявить войну Товии. Такова воля Яхве.

Однако Ездра держался твердо. Он приказал:

— За работу. Пусть в первый день седьмого месяца весь город, мужчины и женщины, мужья и жены, соберутся перед Водными воротами. И все будут в один голос читать законы, которым Яхве научил Моисея.

Случается, что, когда одна беда уже настигла, а следующая кажется неминуемой и держит всех в ожидании, вдруг наступает краткий миг совершенно неожиданного счастья.

Вот такое счастье наступило в Иерусалиме, витая от улицы к улице, из дома в дом, пока головы склонялись над буквами, словами, фразами.

Счастливая песнь трепетала в воздухе у каждого очага, когда, выучив алфавит, отец и мать, забавляясь, рассказывали его на ночь ребенку, чтобы дитя училось и во сне.

Великие и малые, ученые и несведущие — все различия были забыты. Осталась только воля всего народа обрести силу в своем знании, своих словах и главном Слове, данном им Предвечным. Царил тихий говор нации, которая ощутила на губах вкус памяти, как влюбленный пробует на вкус лепестки имени возлюбленной.

О, Антиной, супруг мой, ты полюбил бы это время!

Оно было молоком и медом. Время изобилия на земле Иудеи! Мы были едины, спаянные высокой целью. Все вместе, мы, мужчины и женщины, старые и молодые, разбирали одни и те же буквы, произносили одни и те же слова, и каждый из нас искал в них справедливость и истину.

Никто больше не роптал. Все дрязги были забыты.

Может быть, это рука Яхве твердо лежала на нас, потому что мы больше ничего не слышали ни о Товии, ни о Гешеме, ни о хоронитах, ни об угрозах.