Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Обрил голову, сбрил бороду. Его голая голова и щеки были так белы, словно его поразила проказа.

После этого он уселся на ступени Храма и больше не двигался. Народ стекался отовсюду посмотреть на Ездру и испускал крики при виде его головы прокаженного. Все умоляли его заговорить, вымолвить хоть слово.

Но он замкнулся в своем молчании. Зато вместо него кричали священники:

— Ездра наг перед Словом Яхве! В Ездре живет страх Яхве! На голову Ездры пала вся неверность тех, кто был в изгнании!

В этот момент я вбежала в толпу.

Я увидела его своими глазами, скорчившегося на ступенях со смертельно бледным лицом. Горе застыло в его глазах. Вместо губ остались две трещины, словно прорубленные лезвием.

Он ничего не видел и ни на кого не смотрел. Может быть, перед ним проходили старые думы. Думы тех времен, когда мы были детьми, и которые он собирался преступить, как преступают клятву. Да, так мне показалось.

Я подумала, что и сама не узнаю его. Что он уже не тот, кого я со слезами обнимала несколько дней назад.

Мой брат ушел. Он исчез, а вместе с ним и его чудесные губы, и полные надежды глаза.

А может быть, бледность его черепа и щек навела меня на такие мысли?

Во время вечернего жертвоприношения он внезапно поднялся в своих лохмотьях. Вся толпа, заполнившая Храм, замерла в молчании.

В молчании, наводившем ужас.

Даже сейчас, когда я пишу, этот ужас вновь охватывает меня. Моя рука опускается под тяжестью слов, которые я должна перенести на папирус.

Ездра встал перед алтарем. Он сделал шаг вперед, загородив прекрасную новую недавно очищенную чашу. Мы все затаили дыхание. Даже священники и ревнители веры умолкли. Их тоже охватил страх — это читалось в глазах и было видно по тому, как они прижимали кулаки к губам.

Ездра упал на колени. Он протянул ладони к Яхве. Мы услышали его стон. Вначале мы не могли различить слов, одни стенания. А потом он заговорил, глядя в небо:

— Господь мой, мне стыдно! Я не смею поднять мое лицо к Тебе, ибо проступки наши множатся, и оскорбления, Тебе нанесенные, достают до высоты небес! Со времен отцов наших и до сего дня мы в великом грехе. За беззакония наши были мы преданы иноземным царям под меч, в плен, на посрамление. Мы посрамлены до сего дня! Мы отступили от заповедей Твоих, которые Ты дал через Твоих пророков. Ведь говорили они нам: «Земля, в которую идете вы, чтоб овладеть ею, земля нечистая, она осквернена нечистотою иноплеменных народов, их мерзостями, которыми они наполнили ее от края до края в осквернениях своих. Дочерей ваших не выдавайте за сыновей их, и дочерей их не берите за сыновей» . Вот каковы были Твои наставления. После всего, что пало на наши головы из-за нашего ослушания, смеем ли мы опять нарушать Твои повеления, Яхве? Породнимся ли мы с этими народами во всей мерзости их? Разве не будет Твой гнев так велик, что сметешь Ты и то малое, что осталось от нас? Яхве, Бог Израиля, вот пали мы ниц перед Тобой в великой нашей вине. И не смеем мы распрямиться, пока не будет она исправлена. О Яхве, не сможем мы предстать перед тобой без стыда, пока чистое не будет отделено от нечистого.

И весь этот день, и ночь, и следующий день блюстители веры обходили улицы, стуча в каждую дверь.

— Ты, ты — чиста. Ты, ты — нечиста.

— Ты дочь Израилева. А ты — нет.

— Твои дети нечисты, покинь этот дом, покинь Иерусалим! Ступай, ступай, ты больше не жена этого мужчины.

— Разделитесь, разделитесь!

— Собирайте свои пожитки и убирайтесь! Слишком долго вы оскверняли наши улицы и нашу землю!

Они пинали, они толкали. Они хватали малышей и выбрасывали их на улицу. И тех, кто в колыбели, тоже. Тех, кто повзрослее, они тащили за волосы. Идите, идите, мы вас больше не знаем!

Женщины кричали, что они были любящими женами.

— Почему вы гоните меня, ведь мы прожили в любви много лет? Я всегда жила в Иерусалиме! Я вместе со всеми читала наставления перед Ездрой у Водных ворот! В чем моя вина?

Они рыдали, вспоминая, что прошли вместе с Ездрой весь путь от Суз.

— Я постилась, я возводила стены домов Иерусалима, я своими руками построила хижину, чтобы читать в ней наставления Яхве. В чем моя вина?

Матери кричали, вырывая новорожденных из рук блюстителей веры.

— Дитя мое, дитя мое, что будет с тобой без отца?

Мальчики и девочки рыдали от ужаса, матери умоляли:

— Посмотрите на нас, у нас нет другого дома, нет другой крыши, нет другой семьи. Куда мы пойдем без мужа, без отца?

Все они спрашивали:

— Почему вы гоните нас, как если бы мы были средоточием зла? Мы любили сына Израилева, мы ласкали и холили его, в чем здесь зло? Разве наша любовь — зло? Почему вы хотите растоптать нас?

Мужья и отцы молчали. Почти все молчали.

Почти все опускали головы от стыда, руками закрывали глаза, бежали в Храм и падали ниц, чтобы вымолить себе прощение.

Это был день в конце лета, жаркий день, когда ласточки начинают летать лишь с приходом сумерек, но по улицам Иерусалима гулял ледяной ветер.

А если кто-то из мужей или отцов хотел защитить своих любимых, их нещадно били, чтобы они замолчали и чтобы стыд проник в них вместе с болью.

Жены, невесты, вдовы, сыновья и дочери — всех их выталкивали к крепостной стене. Улица за улицей их гнали палками.

Это длилось два дня.

Сначала в воздухе звенели бесконечные крики. Потом на смену крикам пришла покорность судьбе.

Одни уходили в одном направлении, другие — в противоположном. Никто не знал, куда идти. Женщины тряслись над своими жалкими пожитками, дети цеплялись за их туники, те, кто постарше, несли малышей.

У Водных ворот, где несколькими днями раньше расстилался ковер цветов человеческих, теперь текла черная смрадная кровь позора.

А мы, сыновья и дочери Израилевы, мы стояли на стенах и смотрели, как они уходят. В ужасе, еще не веря.

Боль еще не пришла. Только оцепенение.

Значит, вот так нечистоты вытекут из нашего города, и теперь Яхве будет доволен?

Вечером второго дня многие мальчики и девочки прибежали обратно по дороге на Иерихон. Они бежали к Иерусалиму, выкрикивая имена своих отцов. Дети восьми, десяти, двенадцати лет. Некоторые чуть старше. Сотня детей, мальчиков и девочек. Они бежали к городским воротам по белой от пыли дороге.

И тогда на стенах Иерусалима руки подобрали камни. Руки подняли эти камни и бросили их.

Все было так, как я пишу: они забрасывали этих детей камнями до тех пор, пока те не упали или не бросились обратно. До тех пор, пока матери не схватили их и не оттащили подальше от нас.

Тогда я поняла, что не могу остаться.

С Лейлой, сестрой Ездры, было покончено.

Я спросила у своего брата:

— Как мог ты приказать сотворить такой ужас? Разве ты не видишь женщин там, на дороге? Разве ты не слышишь их?