Ананд Неелакантан - Бросок костей

Видура с облегчением выдохнул. Он услышал, что Шакуни вступил в спор с Суйодханой и решил вмешаться. Он вошел в комнату и встал в дверях, сложив руки на груди. Суйодхана и его брат искренне удивились, увидев появившегося на пороге Первого советника. Шакуни и сын Дроны, если и были поражены, то лучше скрывали свои чувства. Ашваттхама приветствовал Видуру поклоном со сложенными у груди ладонями. Шакуни же только слегка улыбнулся. Видура кивнул в знак приветствия и подошел к наследнику престола:

— Могу ли я узнать, по какому поводу вы все здесь собрались?

За царевича Куру неожиданно ответил Шакуни:

— Мы бы обязательно позвали тебя, если бы хотели видеть здесь кого-нибудь из шудр!

— Я обязательно поговорю завтра об этом с господином Бхишмой. Возможно, Великий регент сумеет пролить свет на вопрос, уместно ли шудре находиться среди высокорожденных людей, замышляющих убийство, — парировал Видура, даже не взглянув на Шакуни.

Он пристально смотрел на царского сына, который, в свою очередь, уставился себе под ноги.

— Убирайся отсюда туда, где тебе самое место! Это покои старшего сына царя Хастинапура, не оскверняй их своим присутствием! — проговорил Шакуни, приближаясь к Видуре.

Шакуни бросил взгляд на обоих братьев Кауравов в поисках поддержки, но те отводили глаза в сторону. Тогда гандхарец рассмеялся:

— О, господин Первый советник! Это была шутка! Просто глупая шутка. Не относись к ней так серьезно. Прости нас. Мы ничего такого не замышляли.

Ашваттхама залился громким смехом и остановился только от пристального взора Видуры. Молча, не проронив ни слова, Шакуни покинул комнату царевича. После его ухода в помещении стояла оглушительная тишина. Никто из присутствующих не обратил внимания на то, что Шакуни, уходя, прихватил с собой платок Суйодханы. Молодой царевич любил мягкие шелка и, как всем было известно, носил красивые белые платки и накидки.

Видура почувствовал в сердце своем жалость к наследнику. Он еле сдержался, чтобы не обнять широкие плечи царевича. Насмешка Шакуни о его низком происхождении не дала прикоснуться к сыну царя. Советник также испытывал некоторое раздражение. Ведь никто из этих высокородных подростков не потрудился вступиться за него перед насмехающимся Шакуни.

— Тебе должно быть стыдно…, - начал Видура.

Ашваттхама не дал ему договорить:

— Господин, стыдиться нечего. Суйодхана ответил Шакуни честно и благородно. Он же с чистым сердцем заявил, что не опустится до подлости, несмотря на то, что Пандавы, как всем известно, постоянно причиняют беспокойство всему клану Кауравов. Если кто и должен стыдиться, так это сами братья Пандавы и их приспешники брахманы, готовые ради своих мелких выгод погубить все царство. Даже на улицах города ходят разговоры, что Пандавам не место во дворце. Они здесь такие же чужаки, как или ты. Но ты, господин, находишься на царской службе благодаря своим выдающимся способностям, я же здесь живу по милости царевича, называющего меня своим другом. Но Пандавы своим пребыванием в Хастинапуре обязаны лишь хитрости их матери Кунти и интригам верных ей брахманов.

Видура не ответил. Тишину в комнате нарушал лишь крик ночной птицы, доносившийся из-за окна. Наконец, Видура прервал неловкое молчание:

— Суйодхана, завтра я встречаюсь с Бхишмой. Я не намерен ни в чем тебе обвинять, но уверен, что совет регента нам всем не помешает. Я хотел бы завтра утром видеть вас троих в зале приемов.

Сын Дроны хотел возразить, но Суйодхана остановил его.

— Хорошо, дядя Видура, я буду там, как и эти двое. Я всегда рад выслушать господина Бхишму, — царевич поклонился Первому советнику.

В порыве нежности к царевичу Видура протянул руку и коснулся, благословляя, головы наследника. Заметив удивленный взгляд Ашваттхамы, он покраснел. Скрывая смущение, нарочито суровым голосом, Видура произнес:

— Молодые люди! Уже поздно и вам необходимо как следует выспаться. Спокойной ночи!

Видура вышел из покоев Суйодханы и долгое время стоял в коридоре. Он испытывал страх за царевича. Он боялся, что благородство, проявленное им только что, со временем может исчезнуть. На царевича будут оказывать давление сторонники противоположных взглядов, и кончиться все может большой войной. Загадочный враг, Парашурама, ведет тайную игру и усиливает свою невидимую власть во всей Бхарате.

Неведомая ночная птица запела совсем рядом с дворцом. Поблизости откликнулся ее приятель. Две птицы исполняли песнь страсти, но в голове у Видуры их звуки будили спящие страхи. Он буквально видел затаившееся в темноте зло, готовое броситься на него. Крик же птицы звучал как знамение. Советник вздрогнул и огляделся. Ночь стояла темная и облачная. Создававшие островки тусклого света лампады начали трещать и гаснуть. Тревога не отпускала Видуру. Беспокойство путало все мысли в его голове, он не видел вокруг себя ничего необычного и не слышал никаких подозрительных звуков.

«Может быть, я старею или, как любит говорить Бхишма, груз ответственности расшатал мне нервы», — подумал, тяжело вздыхая, Видура. — «И сегодня заботы не дают мне вернуться домой. Когда я уже смогу вдоволь побыть с семьей? Сыновья ждут меня, но моя судьба — трудиться днем и ночью и винить себя за то, что не могу провести с ними время».

Он еще раз вздохнул, отгоняя образы жены и маленьких сыновей, вставшие перед глазами. Погруженный в думы, Видура повернул налево и пошел по длинному коридору с колоннами, огибавшему дворец. Сверни он в ту ночь не налево, а направо, дальнейшая история всей Бхараты пошла бы по иному руслу.

Ашваттхама не сразу покинул друга, хотя ему было достаточно долго добираться до дома. Еще дольше задержался у брата Сушасана. Прошло немного времени после того, как он вышел и направился в свою комнату, и от широкой колоны отделилась тень. Попав в круг света, отбрасываемый мерцающим факелом, тень оказалась толстым мужчиной. Он был лыс, для такого грузного тела у него было на удивление худое лицо, испещрённое оспинам. Глаза не меняли хмурого взгляда, казалось, последние лет пятьдесят. Когда он пошел по коридору в сторону, противоположную той, что выбрал Видура, не раздалось ни звука. Мягкие кожаные туфли позволяли ему ступать бесшумно. Человек старался не попадать в свет факелов и не шуметь. Будить дремлющих стражников не входило в его планы. Он принадлежал миру теней.

В западном крыле дворца толстяк остановился возле одной небольшой комнаты. Ждать ему не пришлось. Дверь приоткрылась, и царевич Гандхары выглянул наружу. Коротко кивнув, Шакуни пригласил мужчину зайти. Комнату освещала масляная лампадка, был виден стол с разбросанными по нему письмами. Шакуни взял один из этих пальмовых листов и протянул его гостю.