Джон Рид - Восставшая Мексика. Десять дней, которые потрясли мир. Америка 1918

Это была большая комната с выбеленными стенами и низким потолком из огромных балок; в одном конце ее виднелась неизбежная швейная машина, которая теперь была закрыта и превращена в алтарь: на вышитой скатерти стояла неугасимая лампадка, бросавшая тусклый свет на грубую цветную литографию богоматери, которая висела на стене. Дон Присилиано и его жена, кормившая грудью ребенка, сидели в углу и с сияющими лицами смотрели на гостей. Бесчисленное множество свечей, оплавленных с одного бока, было прилеплено к стенам, и по белой штукатурке над ними теперь змеились полосы копоти. Мужчины громко притопывали, звенели шпорами и громко перекликались; женщины не отрывали глаз от пола и хранили глубокое молчание.

Я снова увидел прыщеватого Паблито; стоя в углу, он, скрестив руки на груди, не отрывал от Фиденчио горящего взгляда. До меня донеслись отрывки разговора пеонов, толпившихся у порога:

— Фиденчио не надо было отлучаться на такое долгое время.

— Carramba! Ты только погляди, как хмурится Паблито. Он ведь думал, что Фиденчио убит и Карменсита теперь его.

Затем прозвучал чей-то голос, полный надежды:

— Без драки тут не обойдется!

Танец наконец окончился, и Фиденчио провел, как полагается, свою нареченную к ее месту у стены. Музыканты прекратили игру. Мужчины высыпали во двор, где при свете факела хозяин улетевшего петуха торговал крепкими напитками. В ночной тиши мы бурно провозглашали тосты за здоровье друг друга. Горы вокруг сверкали в лунном свете. И сразу же (перерывы между танцами здесь очень коротки) снова загремела музыка — раздались вихревые огненные звуки вальса. В сопровождении свиты из двадцати восторженных и полных любопытства юнцов — ведь он повидал свет! — Фиденчио вернулся в зал. Он направился прямо к Карменсите, но когда он вывел ее на средину зала, Паблито, выхватив из кармана громадный револьвер устаревшего образца, подскочил к нему сзади. Десятки голосов огласили зал:

— Cuidado, Фиденчио! Берегись!

Быстро обернувшись, Фиденчио увидел, что прямо ему в живот направлен револьвер. На мгновенье все замерли. Фиденчио и его соперник свирепо мерили друг друга глазами. Послышалось приглушенное щелканье курков — друзья Паблито собирались поддержать своего товарища. До меня донесся тихий шепот:

— Порфирио! Сбегай домой за моим дробовиком!

— Викториано! Мою новую винтовку! Она лежит на комоде в материной комнате.

Мальчики, метнувшись, словно стайка летающих рыб, разбежались в лунном свете, торопясь за оружием. Пока сохранялось status quo [90], пеоны, присев так, что под подоконниками виднелись только их глаза, — кто знает, куда полетит шальная пуля, — с живейшим интересом наблюдали за происходившим. Музыканты тихонько пятились к ближайшему окну, все, кроме арфиста, который скорчился за своим инструментом.

Дон Присилиано и его жена, все еще кормившая ребенка, встали и величественно проследовали во внутренние комнаты. Их все это не касалось; да притом они не хотели мешать молодежи веселиться.

Одной рукой Фиденчио слегка оттолкнул Карменситу, а другую поднял, словно для удара. При гробовом молчании он сказал:

— Эй, козел! Ну, чего ты целишься, будто боишься стрелять? Спускай курок, пока я безоружен! Я не боюсь умереть даже от руки дурачка, который не знает, когда нужно пускать в ход оружие!

Лицо Паблито передергивалось от ненависти, и мне казалось, что он вот-вот выстрелит.

— А-а! — бормотали пеоны. — Сейчас, сейчас!

Но Паблито не выстрелил. Через несколько секунд его рука дрогнула, и, выругавшись, он сунул револьвер обратно в карман. Пеоны выпрямились и разочарованно столпились у дверей и окон. Арфист вынырнул из-за арфы и начал ее настраивать. Револьверы, зашуршав, опустились в кобуры, и снова начались шумные разговоры. К тому времени, когда появились мальчишки с целым арсеналом винтовок и дробовиков, танцы уже шли полным ходом. Тогда они свалили свою ношу в углу.

Пока ему хотелось ухаживать за Карменситой и оставалась еще возможность стычки, Фиденчио разгуливал по залу, наслаждаясь вниманием женщин и превосходя в танцах всех, — с таким пылом и шумом он отплясывал.

Но скоро все это ему надоело, и волнение, вызванное встречей с Карменситой, улеглось. Тогда он опять вышел на лунный свет и проследовал вверх по оврагу, намереваясь повеселиться у Чарли Чи.

Подходя к гостинице, мы услышали странное жалобное стенание, чем-то напоминавшее музыку. Обеденный стол был выставлен на улицу; Фу и другой уроженец «Небесной империи» кружились по комнате в «индюшином танце». В углу стояли козлы с бочонками aguardiente, а под ними лежал сам Чарли, потягивая через стеклянную трубочку содержимое бочонка. Стенка огромного ящика с папиросами была выломана, и пачки рассыпались по полу. У стены, завернувшись в одеяла, пьяным сном спали еще два китайца. Танцоры распевали свой вариант некогда модной песенки «Очи нежные». С песенкой этой очень удачно сочетался «хор пилигримов» из «Тангейзера», исполнявшийся на стоявшем в кухне граммофоне. Чарли вынул стеклянную трубку изо рта, заткнул ее большим пальцем и приветствовал нас следующим песнопением:

Он поглядел на нас осоловелыми глазами и сказал:

— Христос сегодня с нами здесь!

И затем опять засунул трубку в рот.

Мы присоединились к веселой компании. Фиденчио предложил показать нам новый испанский fandango, как его танцуют «кузнечики» (так мексиканцы называют испанцев). Он закружился по комнате, тяжело топая ногами, рыча «La Paloma» [91]и то и дело налетая на китайцев. Наконец, совершенно запыхавшись, он свалился на ближайший стул и начал восхвалять красоту молодой жены Адольфо, которую он увидел впервые в этот день. Он считал позором, что такое юное, нежное существо оказалось связанным с человеком уже пожилым, и тут же заявил, что вот он, Фиденчио, молодой, сильный, красивый, гораздо больше ей подходит. Он заверял, что его чувство к ней растет с каждой минутой. Чарли Чи, не выпуская изо рта стеклянную трубку, понимающе кивал головой после каждого его заявления. Мне в голову вдруг пришла счастливая мысль, почему бы не послать за Адольфо и его женой и не пригласить их на наше празднество. Пинками мы разбудили китайцев, спавших на полу, и спросили их мнение. Так как они, не понимали ни по-испански, ни по-английски, то очень бойко ответили нам по-китайски. Фиденчио переводил:

— Они говорят, что нужно отправить к ним Чарли с приглашением.

Все согласились с этим. Чарли встал, а его место у стеклянной трубки занял Фу. Чарли заявил, что будет приглашать их самым настоятельным образом, и, пристегнув револьвер к поясу, скрылся за дверью.