Джон Рид - Восставшая Мексика. Десять дней, которые потрясли мир. Америка 1918

Спустя десять минут мы услышали пять выстрелов. Мы удивленно спрашивали друг друга, что за перестрелка могла быть в такую позднюю пору, и решили, что какие-нибудь молодцы, возвращаясь с baile, убивают друг друга перед отходом ко сну. Чарли не возвращался очень долго, и мы уже хотели послать экспедицию на его розыски, как вдруг он явился сам.

— Ну как дела, Чарли? — спросил я. — Придут?

— Вряд ли, — покачиваясь, ответил он с порога.

— А ты слышал стрельбу? — спросил Фиденчио.

— Да, совсем близко, — сказал Чарли. — Фу, будь так любезен, оставь в покое эту трубку.

— Так кто же стрелял? — спросили мы.

— Ну, — сказал Чарли, — я постучал в дверь к Адольфо я сказал, что у нас праздник и что мы его приглашаем. Он выстрелил в меня три раза, а я в него два…

Сказав это, Чарли оттащил за ногу Фу, а сам опять невозмутимо улегся под трубкой.

Мы веселились еще несколько часов. Насколько помню, под утро явился Игнасио и играл нам на скрипке «Прощальную» Тости, а китайцы торжественно кружились по комнате.

Часа в четыре явился Анастасио. Он распахнул дверь настежь и предстал перед нами страшно бледный, с револьвером в руке.

— Друзья, — заявил он, — случилась пренеприятнейшая история. Моя жена Хуанита, верхом на осле, возвращалась около полуночи от своей матери. На дороге ее остановил неизвестный мужчина, закутанный до самых глаз в poncho [92], и вручил ей анонимную записку с подробным описанием моих невинных похождений в Хуаресе, когда я последний раз ездил туда развлекаться. Я видел эту записку. В ней все точно, прямо на удивление! Рассказывается, как я ездил ужинать с Марией, а после ужина провожал ее домой. Сообщается, как я пригласил Анну на бой быков. Подробно описывается цвет лица и волос, а также характер всех остальных красоток и указывается, сколько денег я на них потратил. Carramba! Точно все до последнего гроша! Когда жена вернулась, меня не было дома: я сидел со старым другом в кабачке Катарино за стаканом вина. И этот таинственный незнакомец явился к нам на кухню с другой запиской, в которой говорится, что у меня в Чиуауа имеется еще три жены, что, как перед богом, неверно, поскольку у меня там только одна! Мне-то, amigas, все равно, но такие новости ужасно расстроили Хуаниту. Я, конечно, все это отрицал, но — Válgame, Dios! — женщину разве убедишь! Я нанял Дионисио смотреть за моим домом, но он ушел на baile; тогда я разбудил своего сынишку, чтобы он сообщил мне, в случае если мой обидчик вздумает явиться опять, а сам пришел к вам с просьбой помочь мне защитить мой дом от неслыханного позора.

Мы заявили, что согласны для Анастасио на все, — вернее, на все, что обещает новые приключения. Мы сказали, что это ужасно, что таинственного злодея надо уничтожить.

— А кто бы это мог быть?

Анастасио сказал, что это, вероятно, Флорес, от которого у его жены был ребенок еще до того, как она вышла замуж за него, Анастасио, но который так и не мог добиться от нее полной взаимности. Мы чуть не силой заставили Анастасио выпить стакан aguardiente, и он подчинился с мрачным видом. Мы оторвали Чарли Чи от стеклянной трубки, под которую немедленно улегся Фу, и послали его за оружием. Через десять минут он вернулся с семью заряженными револьверами различных калибров.

И почти в ту же минуту раздался страшный стук в дверь, и в комнату ворвался малолетний сынишка Анастасио.

— Папа! — вскричал он, протягивая бумажку. — Вот еще! Какой-то мужчина постучал в кухонную дверь, и когда мама вышла посмотреть, кто бы это мог быть, она увидела лишь огромное красное серапе, в которое этот человек был закутан до самых волос. Он подал ей записку, схватил с окна ковригу хлеба и убежал.

Дрожащими руками Анастасио развернул записку и прочитал вслух:

— «Ваш муж — отец сорока пяти детишек в штате Коагуила.

Тот, кто его знает».

— Матерь божия! — вскричал Анастасио, вскакивая на ноги в припадке отчаяния и злобы. — Это ложь! Я никогда не связывался с кем попало! Вперед, друзья! На защиту наших семейных очагов!

Схватив револьверы, мы устремились в ночь. Тяжело дыша, взобрались мы на крутой холм, где стоял дом Анастасио, держась поближе друг к другу, чтобы не принять приятеля за таинственного незнакомца. Жена Анастасио лежала на кровати и истерически рыдала. Мы рассыпались по кустам, обыскали все уголки вокруг дома, но нигде не услышали даже шороха. В углу загона лежал сторож Дионисио и крепко спал; рядом валялась его винтовка. Мы прошли дальше вверх по холму, пока не очутились на краю деревни. Уже светало. Тишину нарушал только хор неугомонных петухов, да из дома дона Присилиано доносилась чуть слышная музыка — baile предстояло продолжаться весь день, а может быть, и всю следующую ночь. Огромная долина расстилалась вдали подобно гигантской географической карте — тихая, ясно видимая, беспредельная. Каждый выступ стены, каждая ветка и каждый стебелек на крышах домов резко выделялись в чудесном прозрачном свете предутреннего часа.

Вдали на горном уступе показался человек, закутанный в красное серапе.

— Ага! — вскричал Анастасио. — Вот он!

И мы дружно принялись палить по красной фигуре. Нас было пятеро, и каждый выпустил по шести зарядов. Страшное эхо прокатилось между домов и загрохотало среди гор, повторяясь снова и снова. Из домов высыпали полураздетые мужчины, женщины и дети. Они, видимо, вообразили, что начинается новая революция. Какая-то древняя старуха выползла из небольшой ветхой хижины, стоявшей на краю деревни, и, протирая глаза, закричала:

— Oiga! Чего это вы стреляете?

— Мы хотим убить вон того негодяя в красном серапе, потому что он отравляет наши семейные очаги и скоро порядочной женщине нельзя будет жить в Валле-Аллегре! — прокричал ей в ответ Анастасио и выстрелил еще раз.

Водянистые глаза старухи обратились в сторону нашей мишени.

— Да разве это плохой человек? — сказала она мягко. — Это ведь мой сын — он сторожит коз.

А тем временем закутанная в красное фигура, ни разу даже не оглянувшись, спокойно продолжала свой путь и скрылась за уступом горы.

Романтикой золота овеяны горы северного Дуранго, словно крепким ароматом духов. Здесь, говорят, находился тот мифический Офир, из которого ацтеки и их таинственные предшественники черпали то червонное золото, что было найдено Кортесом в сокровищницах Монтесумы. Еще на заре истории Мексики индейцы ковыряли эти голые горы тупыми ножами из красной меди. До сих пор сохранились следы их разработок. После них испанцы в ярких сверкающих шлемах и стальных доспехах добывали здесь то золото, которое их гордые галеоны везли из Вест-Индии. На расстоянии почти тысячи миль от столицы, за непроходимыми пустынями и суровыми горами среди каньонов и горных вершин, утвердилась крохотная красочная бахрома самой блестящей цивилизации в Европе и продолжала существовать, когда власть испанцев в Мексике давно исчезла. Испанцы, конечно, превратили местных индейцев в рабов, и узкие речные долины до сих пор хранят зловещие легенды. В Санта-Мария-дель-Оро можно слышать тысячи преданий о тех временах, когда в шахтах насмерть засекали рабочих-индейцев, а надсмотрщики-испанцы жили как князья.