Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

— Нет, — раздался голос Сепфоры. — Нет, ты лжешь!

Она сделала яростный жест, и в этот же миг гром взорвался в воздухе. Вершина горы Хореба, словно тысячи печей, выплевывала в небесную высь клубы белого и желтого дыма, которые скручивала и перекручивала невидимая рука. Во дворе раздались крики «Хореб! Хореб!», но глухой ропот лишь усилился, становясь все более яростным. Сефоба бросилась в объятия Сепфоры, Орма вцепилась в колени Иофара, и отец, повернув лицо к сотрясаемой конвульсиями горе, спокойно обнял свою дочь за плечи. Земля задрожала. Еще один раскат грома прокатился далеко в пустыне, и из жерла горы вырвалась тьма, расцвеченная сотнями раскаленных струй.

— Огонь Хореба! Огонь Хореба!

Люди держались друг за друга, из глаз их струились слезы ужаса, они бежали, словно насекомые, и падали на колени. Животные с громкими криками опрокидывали ограждения загонов и разбегались в разные стороны. Рдяная лава покрывала гору, серая мгла надвигалась на страну Мадиан, проглатывая тени и краски. Сефоба дрожала, плакала и повторяла вместе со всеми:

— Огонь Хореба! Огонь Хореба!

Иофар поднял руку, нежно притянул ее к себе и тихим безмятежным голосом поправил:

— Гнев Хореба.

Сепфора встретила его взгляд — покачав головой, Иофар сказал:

— Он ждет наших подношений.

В голосе Иофара Сепфора не услышала ни страха, ни тревоги, напротив, в нем слышалось необъяснимое удовлетворение.

Весь день не прекращались раскаты грома Хореба. По склонам горы неслись струи сажи и золы, покрывая землю до самого моря. Тут и там, охватывая кустарники, вспыхивали языки пламени, наполняя воздух зловонием пепла, который тонким покрывалом ложился на пламя и умерщвлял птенцов в гнездах. К счастью, еще до конца дня поднялся сильный восточный ветер, который, не затихая ни на секунду, гнал клубы, которые гора выбрасывала из своих недр, в сторону Египта, избавляя земли Мадиана от бедствия, которое могли бы вызвать пожары.

От солнца, скрытого клубами бушующего дыма| разлилась странная тень, непохожая ни на ночь, ни на сумерки. Пена, вытекавшая из жерла горы, стала твердеть на ее склонах, превращаясь в дымящуюся грязь, из которой то и дело еще вырывались ослабевающие вспышки огня, словно глаза тысячеглавого монстра, нехотя отходящего ко сну. Но жерло горы еще было раскалено и широко открыто к небу.

Моисей добрался до двора Иофара вскоре после того, как поднялись первые порывы шквального ветра. Его бритые щеки были покрыты серой пылью, в одной руке он держал свою палку, другой вцепился в посеревшую шкуру верблюда. Он еще не пришел в себя от пережитого ужаса, когда, оказавшись пленником зловонного тумана, в котором невозможно было дышать, едва не сбился с пути. Обаб, который вместе с Сишеведом, супругом Сефобы, поднимал поваленные стенки загона, встретил его радостными приветствиями:

— Да будет благословен Хореб! Мы так боялись-за тебя.

Он предложил Моисею воды, чтобы тот смог обмыться, вино, финики и лепешки, смоченные в масле, чтобы очистить рот от привкуса золы.

— Ты пришел как раз вовремя, — сказал он Моисею. — Животные, напуганные шумом, разбежались кто куда. Нам надо найти их, прежде чем они заплутают или умрут от жажды. Идем с нами, нам будет нужна твоя помощь. Остальные останутся с отцом, который возносит Хоребу подношения и молитвы.

До самой ночи они собирали изможденных дрожащих мулов и овец. Когда совсем стемнело, они оказались слишком далеко от двора Иофара, но предусмотрительный Сишевед захватил с собой полотно и сваи для того, чтобы поставить шатер, в котором они устроились на ночь, закусив финиками и напившись воды из фляги Обаба. Раскаты стихли, но в темноте ночи еще можно было различить пламенеющее харканье горы Хореба, которое ветер продолжал гнать с такой же силой. Хореб и Сишевед открыв ладони, стоя возносили молитву Хоребу. Моисей, склонив голову, молча слушал их. Далекий глухой раскат, казалось, ответил на их молитву, и Моисей, которому вдруг почудилось, что гора была живой и непредсказуемой, словно хищник в пустыне, был поражен тому, с каким спокойствием Обаб и Сишевед исполняли свои обычные обязанности в этот день, когда все вокруг взрывалось и пылало. Позднее, сидя перед палаткой и медленно прожевывая финики, Моисей не удержался и спросил их:

— Я вижу, вы не испытываете страха, хотя гора еще ропщет и пламя может в любую минуту вырваться из нее и разрушить все вокруг.

— Нет, Хореб не желает этого, — ответил Обаб. — Ветер уносит пепел и золу к морю. Значит, наши пастбища и колодцы не будут загрязнены. Кроме того, вершина горы успокоилась и больше не выбрасывает огня.

Сишевед указал на восток:

— Смотри, там, над Моабом и Ханааном, зажглись звезды, это хороший знак. Когда Хореб в гневе, но небо остается чистым на востоке, то его гнев не обрушивается на нас.

Моисей удивился. Значит, это случается часто? Сишевед и Обаб, состязаясь в красноречии, стали описывать, как ужасен бывает гнев Хореба и как иной раз он обрушивался на страну Мадиан.

— Я знаю только его милосердный гнев, — закончил свой рассказ Сишевед. — Говорят, что это благодаря Иофару. Он учит справедливости царей Мадиана, и поэтому Хореб щадит нас.

Обаб гордо кивнул головой в знак одобрения.

— Почему Иофар и вы приносите жертвы Хоребу, а не Богу Авраама? Иофар сказал, что вы такие же иудеи, как и сыновья Авраама.

Обаб тихо засмеялся:

— Этот вопрос ты должен задать Иофару. Он мудрец.

Они сидели молча, пока не услышали храп Сишеведа, который уснул на пороге шатра. Обаб улегся рядом и тихо сказал:

— Завтра мы вернемся домой, и ты будешь говорить с моим отцом о Сепфоре.

Моисей резко выпрямился, но рука Обаба удержала его плечо:

— Не бойся, я с тобой. Я рад твоему выбору. Я люблю Сепфору. Я, как и все остальные, думал, что она не найдет себе супруга. Ты сможешь дать ей счастье. Для меня большая радость думать о том, что ты станешь мне братом. Даже если с ней не всегда легко.

Моисей вздохнув. Покачал головой.

— Ты ошибаешься, Обаб! Сепфора не хочет меня. Я сказал ей, что я пойду к твоему отцу, я попрошу ее в супруги. Она сказала нет. Я не знаю, что делать. Я виноват перед ней, перед твоим отцом и перед всеми вами. И я не хочу никакой другой женщины.

Обаб опять тихо засмеялся:

— Будь терпелив. Сепфора любит делать все по-своему, но не позволяй сомнению омрачать твою радость. Она хочет только тебя. И этого хочет мой отец. Сепфора и мой отец редко бывают в разладе, и в конце концов она всегда ему подчиняется.

Моисей вздохнул, еще не до конца убежденный.

— Поговори завтра с моим отцом, — настойчиво сказал Обаб. — Он прикажет ей. Он один из самых учтивых людей, каких я знаю, но его решения не оспариваются. Он уже принял решение насчет Ормы!