Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

И Обаб засмеялся весело и с нежностью:

— Он велел служанкам утешить ее нежными ласками, сладкими напитками и пирогами, чтобы она перестала хныкать и жаловаться. Но как только будет возможно, я отвезу ее к Ребу, сыну царя Шеба, который уже много лун мечтает взять ее в жены. Посочувствуй мне, Моисей! Я буду вынужден дни и ночи слушать ее стенания. И не сомневаюсь, что она будет говорить о тебе до потери сознания. Но послушай, что я тебе скажу: ты не получишь самую красивую дочь Иофара и считай, что тебе повезло. Да простит Хореб Ребу заранее многие его прегрешения! Ты не получишь самую нежную его дочь, потому что ее супруг храпит рядом с нами. Но ты получишь самую умную и самую сильную из его дочерей. Ты увидишь, она так овладеет тобой, что тебе некогда будет думать о других женщинах.

Моисей не удержался, и они оба рассмеялись.

Восточный ветер не утихал, рокот горы раздавался все реже и реже. Солнце пробилось сквозь тучи, и в его рассеянном сумеречном свете вся западная часть неба казалась грязной и окровавленной.

Иофар выполнял ритуалы, принося жертву за жертвой. По его просьбе Сепфора помогала ему, подавая ячмень, вино, растирая зерна в муку, приготавливая ритуальные лепешки, фрукты, наполняя маслом кувшины. Она отошла от жертвенника только тогда, когда Иофар стал перерезать глотки годовалых ягнят и телят и вонзать нож в грудки двадцати голубок.

Она не переставала думать о Моисее. Она знала, что Обаб принял его и что он вместе с Обабом и мужем Сефобы отправился на поиски разбежавшихся животных. Ее переполняла благодарность к старшему брату за ту деликатность, с какой он проявил свое доверие и благоволение к сыну Фараона.

Она знала, что они уже вернулись, и трепетала от мысли о том, что не сможет воспротивиться своему желанию соединиться с Моисеем в его шатре под смоковницей. Ей рассказали о том, как постыдно вела себя Орма, когда Обаб повез ее к Ребу, как она с рыданиями и воплями бросилась в палатку Моисея, умоляя его следовать за ней. Ей рассказали о том, что Моисей молча посмотрел на нее и ушел в шатер, так и не произнеся ни одного слова утешения. С тех пор больше никто не видел его, он ушел с Сишеведом проверить колодцы и убедиться в том, что пепел не засыпал их.

Наконец на третье утро, когда гора стихла, Сефоба присоединилась к Сепфоре и положила перед ней тунику, которую они вместе соткали для Моисея.

— Ты выглядишь уставшей, Сепфора. Позволь занять твое место, чтобы ты немного отдохнула.

— Судя по кругам под глазами, я думаю, что ты устала не меньше меня.

Сефоба засмеялась

— Сишевед вернулся вчера поздно вечером. Он был голоден и ворчлив. Ах! Эти мужчины… Хореб грохочет и мечет огонь, а мы, оказывается, не занимаемся ими так, как им этого хочется! Мне пришлось всю ночь доказывать ему свою любовь!

Сестры дружно рассмеялись и, пока не улетучилась их общая радость, Сефоба схватила руку Сепфоры, положила ее на тунику и прошептала;

— Моисей говорит с нашим отцом. Отдохни, укрась себя и подари ему эту тунику, когда они позовут тебя.

Сепфора напряглась.

— Пожалуйста, забудь то, что ты нам сказала. Хореб гневался, но Хореб успокоился. Успокойся и ты. Мы все можем быть так счастливы!

Иофар радостно встретил Моисея, несмотря на смятение, которое все еще царило во дворе. Он усадил его рядом с собой под навесом, потребовал, чтобы служанки принесли кувшины с пивом, чаши и еду. Они пили и ели, наблюдая за белыми облаками, которые клубились вокруг горы Хореба, закрывая ее вершину. Облака поднимались прямо к небу, где ветер подхватывал их и гнал на запад.

Лицо Иофара выглядело уставшим, но в глазах светилось лукавство. Скоро в стране Фараона небо потемнеет, и урожаи будут не такими обильными. Моисей, должно быть, уже видел подобное, когда жил в стране Великой Реки Итеру?

Моисей уклонился от ответа. Он хотел говорить о Сепфоре. Но все фразы и слова, которые он долго обдумывал и взвешивал, изменили ему:

— Ты видишь! Я думал, что уже хорошо говорю на языке Мадиана. Но стоит мне попытаться сказать что-то важное, как мой рот не способен произнести ничего, кроме шума.

Иофар рассмеялся.

— Тогда позволь мне, потому что и мне нужно обратиться к тебе с просьбой.

Он повернулся к Моисею лицом, зрачки его блестели так сильно, словно дым от приношений Хоребу все еще раздражал его глаза:

— Я знаю, что у тебя в сердце. Сепфора мне все сказала. И еще она рассказала о твоей жизни у Фараона.

Моисей попытался перебить Иофара, но тот жестом велел ему молчать:

— Знай, что я не удивился ничему из того, что я узнал, и я не узнал ничего такого, что мне не понравилось. Я предпочитаю забыть о том, чего любой отец предпочел бы не знать. Сепфора — жемчужина моего сердца. Это так, и, как жестоко напомнила мне Орма, я стал несправедливым отцом. Здесь ты видел только троих из моих дочерей. Остальные четверо живут у своих супругов в царствах Мадиана. Я нежно люблю их всех, я даю им все то, чего они заслуживают. Но Сепфора — это совсем другое дело.

Он кротко вздохнул, выпил большой глоток пива, и снова взглянул в сторону вершины. Голова его слегка тряслась в такт невнятному шепоту. Моисей не мог понять, то ли он молился, то ли чуть опьянел от пива. Но тут старые глаза много видевшего человека вновь обратились к нему, и Моисей с изумлением увидел в них следы слез.

— Я помню тот день — словно это было вчера, — когда к берегу моря пристала лодка, в которой находились Сепфора и ее мать. Хореб пожелал, чтобы в тот день я оказался на берегу. Я редко ходил на берег моря, но в тот день Обаб, он был еще маленьким мальчиком, захотел порыбачить. С высоты утеса мы увидели на гальке перевернутую лодку, а в середине пляжа лежало что-то большое и черное, как водоросли. Женщина из страны Куш, несмотря на изнеможение, посадила ребенка себе на спину и, как львица, ползла по камням, чтобы унести ребенка подальше от волн. Она умерла, не успев произнести ни слова, но я видел в ее глазах то, что она хотела мне сказать. Ее дочка была такой маленькой, что помещалась у меня на ладони. Она плакала от голода и от жажды…

Это был самый грустный и самый прекрасный день моей жизни. Моя любимая супруга давно умерла, и вот Хореб подарил мне возможность вновь дать жизнь! Увы, цена за нее была слишком велика, потому что он погубил мать, носившую этого ребенка в своем чреве…

Я прижал младенца к своей груди. Над нами летали ласточки, и я сказал: тебя будут звать Сепфора, Маленькая птичка .

Иофар замолчал, словно тишина могла смягчить силу воспоминания.

— Сепфора стала плотью от моей плоти. Я воспитал ее как собственную дочь. Я дал ей все, что мог, как если бы она была плодом моей любви и моих утех. Еду, украшения, доверие и знание! Самое большое, что я дал ей, — это знание, так как с самого детства она была прозорливее и умнее всех своих сестер и даже Обаба. Все, кроме Ормы, любили ее так же, как и я, без зависти и без ревности. Увы, у Сепфоры черная кожа, а мужчины Мадиана есть мужчины Мадиана. Как могут они знать ей цену, если собственные предрассудки ослепляют их сильнее, чем солнце?