Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Наступила ночь и, при слабом свете фитиля Сепфора увидела, что раны Моисея исчезли так же внезапно, как появились. Она с жадностью гладила и целовала его грудь, но он не просыпался и не издавал ни малейшего звука. Сепфора засмеялась и, обессиленная, уснула рядом с ним.

Среди ночи Моисей пробудил ее своими ласками. Это был прежний Моисей, охваченный желанием, шептавший хриплым от страсти голосом:

— О, моя супруга! Моя жена крови, ты дала мне жизнь! Пробудись, это ночь нашей свадьбы.

Он покрывал поцелуями ее грудь, живот, бедра:

— Ты мой сад, моя мирра и мой мед, моя капля ночи и моя черная голубка. О, Сепфора, ты моя любовь и ты слова, которые спасли меня.

До самого рассвета не кончалась их свадьба.

Сепфора жила в состоянии счастья. Вместе со своим возлюбленным супругом она шла в Египет. Как давно и как сильно мечтала она об этих днях! Теперь ее гнал вперед не только ее сон, но и нетерпеливое ожидание того, что должно быть совершено в стране Фараона. Ее не тревожили ни однообразие дней, ни тошнота, которую вызывало постоянное покачивание на спине верблюда, ни беспощадное дневное солнце, ни ночной холод. Каждое утро на горизонте угрюмых просторов, расстилавшихся перед ее глазами, вставало величие миссии, которой Яхве облек ее супруга. Ей достаточно было дотронуться до Моисея, как ее охватывало чувство непреодолимого счастья. Ей достаточно было видеть его рядом с их детьми, ощутить его наслаждение от их близости, как в ней крепла уверенность в том, что он не такой, как все. Что он телом и душой был воплощением надежды.

Так проходило это длинное путешествие, их самые счастливые дни — дни, полные надежды. Но счастье кончилось прежде, чем они осуществились.

Стадо не могло идти через пустыню, и им пришлось обогнуть Тростниковое море. Целых семь лун они шли на запад по пустынным горам, среди камней и пыли, но Река Итеру была далеко.

Моисей все тяжелее переносил неторопливость дней и продолжительность ночей. Смех и лепетание сыновей уже не отвлекали его, он уже почти не отрывал мрачного взгляда от западного горизонта. Несколько раз Сепфора заметила, что даже ее ласки утомляли его.

Каждый вечер проходил в тревоге и беспокойстве. Идут ли они по правильной дороге? Не ошиблись ли пастухи, ведь и они ни разу не ходили в Египет? На что пастухи, улыбаясь, отвечали:

— Не сомневайся, Моисей. В Египет ведет только одна дорога, ты мог бы найти ее и без нас. Нужно все время идти на запад.

Но Моисей находил все новые причины для тревоги. Где его брат Аарон? Идет ли он ему навстречу, как обещал Яхве? Как они узнают друг друга? Как они дойдут до Уазета, царицы городов? Как они попадут к Фараону? Примут ли его сыны Израилевы? Поверят ли ему? Будет ли Господь Яхве еще говорить с ним?

— Я ставлю жертвенники, как меня научил твой отец. Я взываю к Нему! Я делаю приношения. Но мне отвечают только кузнечики и стрекозы! — говорил он Сепфоре.

И Сепфора терпеливо отвечала:

— Доверься своему Богу. Чего ты боишься? Разве Предвечный не есть сама воля?

Моисей согласно кивал, смеялся, играл с Гирсамом, рисовал ему на песке фантастических зверушек. Потом опять хмурился и впадал в тоску.

Однажды он бросил свой жезл, который тут же обратился в змею, вызвав панические крики служанок и смех пастухов. Гирсам с гордостью наблюдал за отцом, способным творить такие чудеса.

Настал день, когда, пересекая очередной холм, пастухи остановились как вкопанные и, указывая вдаль, закричали:

— Египет! Египет!

Сепфора и Моисей судорожно ухватились за края своих корзин. Далеко перед ними зеленая тень рассекала огромное серо-желтое пространство, связывая землю с небом до самого горизонта. Моисей поднял Гирсама и посадил его себе на плечи. Верблюд опустился на землю, Моисей, танцуя, схватил в охапку Сепфору, целуя ее мокрые от слез щеки. Вечернее приношение Яхве было долгим, и костер не затухал всю ночь.

Еще один день пути — и они оказались на берегу Реки Итеру, которая несла свои зеленые воды, подобно змее без головы и без хвоста. Потом они очутились в долине, где деревья почти заслоняли горизонт с севера до юга. И тут, на самом краю пустыни, прямо перед невообразимым изобилием страны Фараона, в тумане раннего утра они увидели группу людей, идущих к ним навстречу.

Они были одеты в длинные просторные туники из бежевого полотна. На головах у них были тюрбаны, которые скрывали лица, оставляя открытыми лишь глаза. Каждый из них держал в руках посох. Они встали перед стадом, пастухи свистнули, и караван остановился.

Вновь прибывшие прошли сквозь стадо к верблюдам. Моисей улыбнулся, Сепфора прижала к себе Элиазара и подумала: «Вот он, незнакомый брат». Она уже готова была улыбнуться и разделить радость Моисея, но какой-то неожиданный страх заставил ее еще сильнее обхватить Элиазара, поправить свой разноцветный тюрбан и только потом заставить верблюда сесть.

Незнакомцы шли к ним навстречу ровным быстрым шагом. Моисей перекинул ногу за край корзины, и Сепфора услышала мужской голос:

— Ты ли это, мой брат Моисей? Ты ли тот, кто возвращается к нам по воле Бога Авраама, Иакова и Иосифа?

Но потрясенный Моисей только вытянул вперед руки, не выпуская жезла.

И человек продолжал:

— Яхве, Бог сынов Израилевых, посетил меня и предупредил о твоем возвращении.

Сепфора не знала этого наречия, но непринужденная манера и властный голос не оставляли сомнений в том, что этот человек знает могущество слов и легко пользуется ими. В сравнении с ним голос Моисея прозвучал тихо, почти неслышно, когда он невнятно сказал:

— Да, да. Конечно. Это я! Я Моисей. Я так счастлив. Столько дней… Столько дней… Конечно, это я, Моисей!

Минуту они стояли молча, глядя друг на друга, ошеломленные не только видом друг друга, но и реальностью того, что с ними происходило. Служанки и пастухи столпились вокруг Сепфоры и смотрели на незнакомцев, пытаясь разглядеть их глаза в складках тюрбанов. Незнакомцы тоже разглядывали их, держась за свои посохи, словно готовые к любой опасности.

— Я Аарон! — проговорил наконец незнакомец.

Он схватил конец своего длинного тюрбана и одним движением открыл лицо. У него было необычайно худое выразительное лицо, темные веки, суровые глаза, яркий рот под редкой бородой. Преждевременно изрезанный морщинами лоб напоминал лоб Моисея, залысины глубоко внедрялись в густые курчавые волосы. У него было лицо человека, способного мгновенно вспыхнуть огнем страсти, и хотя Аарон был младше Моисея на несколько лет, он казался старше своего возраста.

Моисей, не пытаясь больше скрыть свою радость, порывисто обнял брата. Пастухи расслабились и радостно закричали. Сепфора, держа Элиазара в руках, подтолкнула Гирсама к Мюрти, но не успели они подойти к Моисею, как от группы, стоявшей поодаль, отделилась фигура и, приблизившись к нему, размотала свой тюрбан. Волна длинных черных шелковистых волос упала на плечи женщины, которая бросилась к Моисею: