Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Еще в первые дни Моисей признался Сепфоре:

— Аарон очень похож на твоего отца Иофара. Он хочет знать все об огне и о голосе Яхве. Он заставляет меня сто раз повторять каждое его слово. И он хочет, чтобы я знал всю историю сынов Исаака и Иакова, и особенно все то, что случилось с Иосифом. Он очень похож на Иофара, но он не такой хороший рассказчик, как ты!

Голос его еще звучал весело, но вскоре Сепфора стала различать в нем нотки печали и озабоченности.

Однажды она сказала:

— Мне казалось, что я многое знаю о твоей прошлой жизни, но, видимо, я многого не знаю. И еще мне казалось, что я многое знаю о страданиях иудеев на этой земле, о злобе и ненависти Фараона, но, видимо, я многого не знаю.

Но она не задавала ему никаких вопросов, не просила его о помощи. По вечерам, когда ставились шатры, она все время проводила с Гирсамом и Элиазаром в окружении служанок. Моисей стал редко заниматься детьми, и, как ни странно, его сестра Мириам тоже редко приближалась к детям. Первой удивилась служанка Мюрти:

— Как странно, что сестра Моисея никогда не подходит к детям! Она все время держится вдали от нас.

Сепфора промолчала, словно это ее не трогало, но Мюрти продолжала, уже с обидой:

— Может быть, таковы обычаи и нравы местных женщин? Держаться подальше от детей и слуг, спать отдельно и все время проводить с братьями и их спутниками, словно мы все чумные?

Сепфора заставила себя улыбнуться:

— Мы совершенно не знаем друг друга, мы чужие друг другу. И, кроме того, мы давно знаем Моисея, а Мириам никак не может насытиться им.

— Да, — проскрипела Мюрти, — уж она им насыщается! Если бы она могла, она бы его просто сожрала! Удивляюсь, как она еще отпускает его на ночь к тебе в шатер!

— Что я слышу, уж не ревнивица ли говорит о ревности? — рассмеялась Сепфора.

— О нет! — искренне воскликнула Мюрти. — Я однажды совершила ошибку, ты спасла меня, и сейчас Моисей мой господин, и я восторгаюсь им. А тебя я люблю.

— Ничего, — успокоила ее Сепфора, погладив по голове, — скоро все наладится. Аарон выговорится, и Моисей будет проводить с нами больше времени.

— Ты уверена в этом? — сказала Мюрти, ловко переворачивая Элиазара, чтобы смазать его попку тонко размельченным мелом. — Мне кажется, что Аарон еще не скоро выговорится!

Сепфора рассмеялась, стараясь не показать, как дрожат ее губы. Зачем показывать боль, которая отравляла ее сердце, хотя они даже еще не дошли до Уазета? В словах Мюрти было слишком много правды.

Однажды вечером, еще в самом начале их общего пути, Мириам, красивая, в вуали, закрывавшей ее правую щеку, с натянутой улыбкой подошла к палатке Сепфоры, которая разворачивала пеленки Элиазара. Сняв последнюю пеленку с его пухлого тельца, она следила за реакцией Мириам, черты которой исказились от неподдельного ужаса.

Обнаженное тельце Элиазара не скрывало его происхождения. Мириам хотела убедиться в том, что ребенок был обрезан, но главное — она увидела цвет его кожи, который больше напоминал цвет кожи его матери, чем отца. Его кожа, хоть и была светлее кожи Сепфоры, постепенно приобретала мягкий светящийся коричневый оттенок. Он, как любили повторять умиленные служанки, напоминал маленький начиненный травами хлебец, такой аппетитный на вид, что его хотелось съесть.

Но Мириам совершенно не казалась умиленной, и ей, видимо, совсем не хотелось есть Элиазара.

Она даже не пыталась скрыть ни своего отвращения, ни гнева. Не сказав ни слова, она удалилась, оставив за собой горькое молчание.

Сепфоре не нужны были слова. За свою жизнь она уже поняла, какое отвращение и какое неприятие вызывал цвет ее кожи. Мириам, воспитанная в традициях и знании, о которых без конца говорил ее брат Аарон, не могла допустить, что ее брат Моисей, которого она уже боготворила как Бога, провозглашенного самим Яхве, имел сына, настолько чуждого ее народу.

Однажды утром Аарон объявил:

— Мы в пяти днях пути от Уазета. Сейчас нам придется идти пешком, без стада, без верблюдов, без мулов, без пастухов и без служанок.

Моисей не мог скрыть своего удивления:

— Но почему, брат мой?

— Если ты приблизишься к городу Фараона со всем караваном, Моисей, то солдаты нагонят нас еще до наступления вечера. Мы рабы, Моисей, а у рабов нет ничего, и они не имеют права ничем владеть.

Моисей в раздумье взглянул на всех тех, кто проделал с ним столь долгий путь, но Аарон предупредил его еще не высказанные возражения:

— Они могут спуститься вдоль реки и ждать там, где мы встретились. Они ничем не рискуют.

— Ждать? Чего ждать? — с гневом спросил один из пастухов.

— Ждать, пока Моисей и я встретимся с Фараоном и поведем наш народ прочь из Египта.

— Но это может занять много времени! — мрачно сказала Мюрти. — Моя госпожа и сыновья Моисея нуждаются в своих слугах.

— У нас, — жестко произнесла Мириам, — у женщин и детей нет служанок. Жены сами занимаются своими детьми.

Мюрти хотела возразить, но Сепфора знаком приказала ей замолчать. Моисей в замешательстве взглянул на нее, но промолчал. Сепфора улыбнулась, спокойно глядя на Аарона и Мириам:

— Моисей не раб, его супруга не рабыня. Он пришел к Фараону не для того, чтобы жить как раб, а для того, чтобы освободить рабов.

Последовало неловкое молчание. Аарон и Мириам смотрели на Сепфору с таким изумлением, словно только что заметили ее.

Моисей наклонился, взял Гирсама на руки, этот простой жест придал Сепфоре мужества, и она решилась наконец сказать все то, о чем молчала все эти дни:

— Предвечный призвал Моисея идти к Фараону. Вы думаете, что пара верблюдов, несколько мулов и маленькое стадо овец могут воспрепятствовать Его воле? Разве не должен Моисей явиться к своему народу таким, какой он есть: свободным человеком, которого не страшат ни сила, ни ненависть, ни капризы Фараона? Разве народ Иудейский поверит в то, что его освободитель труслив и безропотен?

Аарон и Мириам тряслись от возмущения.

— Дочь Иофара! — воскликнул Аарон, высоко подняв брови. — Мы знаем наш народ и знаем, чего он ждет. Какое же это высокомерие со стороны дочери Мадиана — говорить о воле Яхве.

— Аарон, Мириам, — вмешался Моисей с улыбкой, которая, однако, не отразилась в его глазах, — я понимаю вашу тревогу. Вы ведете себя благоразумно, и я вам благодарен за это. Но не забывайте, что я хорошо знаю Тутмеса, его дороги и его силу.

— Конечно! Конечно! — согласился Аарон, слегка смущенный.

Моисей передал сына Сепфоре, продолжая улыбаться брату и сестре:

— Я не сомневаюсь в твоей великой мудрости, Аарон, брат мой, но если я сейчас стою перед тобой, то только потому, что я послушался Сепфору. Она умнее и благоразумнее меня. Разве я не говорил, что без Сепфоры Моисей не был бы Моисеем? Разве не говорил я, что ее мысли — это мои мысли и что поэтому она стала моей супругой?