Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Площадь быстро заполнилась людьми, привлеченными шумом. Послышались радостные крики. Пожилая женщина шагнула навстречу Мириам, которая взяла ее за руку и улыбнулась:

— Мама…

Но Иокевед обошла ее, сделала несколько шагов по направлению к Моисею, остановилась.

Несмотря на возраст и страдания, от которых побелели еще густые волосы женщины, ее лицо все еще хранило следы той красоты, которую унаследовала ее дочь. Усталые скорбные морщины не могли скрыть благородства ее черт и спокойной мягкости взгляда, которая потрясла Сепфору. Задыхаясь от волнения, приложив дрожащую руку к приоткрытым губам, Иокевед сохраняла достоинство в переполнявших ее чувствах. Низким голосом, в котором не было ни вопроса, ни крика, ни сомнения, она произнесла только одно слово:

— Моисей…

Сепфора почувствовала всю радость матери, которую женщина вложила в это имя, произнесенное впервые за долгие годы.

— Моисей!

Моисей ощутил эту радость, прежде чем на него накатила собственная. Он улыбнулся, коротко кивнув головой.

— Да, мать моя, это я, Моисей.

Ни одна слеза не скатилась по ее щеке, когда она улыбнулась ему в ответ и сказала:

— Меня зовут Иокевед.

И только тут они оба сделали шаг навстречу друг другу, и Иокевед, очутившись в объятиях Моисея и закрыв глаза от боли, у которой не было возраста, выдохнула с рыданием:

— Мой сын, мой первенец!

Сепфора затрепетала и, почувствовав, как сильно сама сжимает Элиазара, ослабила свои объятия и засмеялась от умиления.

Вся деревня собралась вокруг них, наполняя шумом узкое пространство. Моисей взял Иокевед за обе руки и притянул свою мать к Сепфоре. Иокевед с восторгом глядя на Сепфору, воскликнула:

— Дочь моя! Ты дочь моя!

И тут она увидела Гирсама и Элиазара. Смех ее прозвучал как благословение, и она приняла их в свои раскрытые объятия:

— Мои внуки! Моя дочь и мои внуки! Да будет благословен Предвечный!

Эти слова, которых Сепфора ждала так долго, теплом пролились ей на грудь. Она не владела собой, как Иокевед, и не сумев сдержать хлынувших из ее глаз слез, обняла ее за плечи, как никогда не могла обнять плечи собственной матери.

Десять дней прошли в состоянии надежды и счастья. Моисей принес в жертву половину своего стада, женщины перемалывали оставшееся после путешествия зерно, печи заполыхали благовониями. Ночью мужчины расставили простые столы, и поставили часовых, чтобы те предупредили о появлении солдат Фараона. Сидя перед огнем, Моисей рассказывал свою историю. Когда от усталости голос его терял силу, Аарон подхватывал нить истории и продолжал с еще большими подробностями. На рассвете уходили те, кто должен был отправляться на строительство, пополняя ряды рабов Фараона после нескольких часов отдыха, а вечером в деревню тайком приходили все новые мужчины, женщины и дети и усаживались на маленькой площади перед домом Иокевед. Все хотели увидеть и услышать того, кому Предвечный обещал спасти Свой народ от египетского ига и повести его в страну обетованную, где текут мед и молоко.

Новость быстро разнеслась по всем стройкам, словно аромат весенних цветов. Даже уставшие лица расцветали, словно усталость теряла над ними свою власть.

Днем Сепфора почти не видела Моисея, занятого то с одним, то с другим. Спать ему удавалось не больше трех-четырех часов в сутки. Все свое время Сепфора проводила с Иокевед, занимаясь сыновьями и выполняя другие женские обязанности. Мириам редко присоединялась к ним, но даже когда она приходила, то оставалась молчаливой и отстраненной. Чаще всего она находилась среди женщин, приходивших со всех деревень и спрашивавших у нее совета, выказывая при этом глубокое почтение.

Иокевед с радостью занималась Гирсамом и Элиазаром и не обращала внимания на отчуждение Мириам по отношению к Сепфоре. Она замечала ее холодный взгляд и поджатые губы только тогда, когда с громким смехом целовала и ласкала черное тельце Элиазара. Иокевед неизменно нежно называла Сепфору своей дочерью. Сепфора с радостью внимала этим необыкновенным словам, которые текли словно мед, словно обещание доброго и справедливого мира, который наступит, когда Моисей выполнит свое предназначение.

Вскоре в деревню прибыли почтенные старцы. Их приняли с большими почестями и освободили для них отдельный дом. Сепфора поняла, что некоторые из них приходили из самых отдаленных от Уазета мест, с юга или с севера, до которых имя Моисея уже долетело, словно унесенные ветром зерна. И состояние счастья не покидало ее, так как все шло по предсказанию Божьему.

Однажды за утренней едой Сепфора с удивлением услышала слова Аарона:

— Они все прибудут очень скоро, Моисей. Они выслушают тебя и посоветуют, как тебе лучше обратиться к Фараону. Тогда мы решим, как действовать.

Уставший Моисей едва слушал брата и не сразу ответил:

— Решим, как действовать? Что ты хочешь сказать?

— Решим, когда лучше всего обратиться к Фараону. Как до него добраться. Здесь многие захотят помешать тебе. И надо обдумать, что мы ему скажем.

Моисей не скрывал своего удивления:

— Тебе не кажется, что старейшин слишком много, чтобы договориться между собой?

Аарон обиделся и рассыпался в упреках, уверяя, что это наилучший способ поведения.

— Так всегда поступали наши предки, и мы должны следовать их примеру — собрать вместе всех, старейшин, выслушать их советы и последовать им. Таков наш закон. Мы должны свершить великое дело, и мы должны сделать все так, как того требует закон. Все решат старейшины.

Сепфора, не веря ушам своим, замерла в ожидании ответа. Неужели Аарон забыл слова Бога, которые он сам повторял изо дня в день? Разве не сказал Господь Яхве Моисею: «Ты и старейшины Израиля предстанете перед царем Египта». Разве не сказал Он: «Я буду устами твоими, Я научу вас, что делать. И для брата твоего Аарона ты будешь Богом». Разве не эти слова произнес Голос на горе Хореба?

Что же еще решать, когда все уже решено? А что касается того, как предстать перед Тутмесом — о чем так сокрушался Аарон, — то разве Моисей — не Моисей? Ему достаточно подойти к дворцу Фараона, и солдаты Фараона, в чем не сомневалась Сепфора, станут орудием воли Господа Яхве.

Она уже была готова выразить свое раздражение, но смолчала, прикусив губу. Она надеялась, что Моисей поднимет к ней глаза, но он ограничился лишь кивком головы, подтверждая слова Аарона.

Сепфора поняла, насколько события предыдущих дней изнурили Моисея и насколько постоянное вмешательство Аарона подтачивало дух и волю Моисея.

Сердце у нее сжалось от угрызений совести. В радости встречи и в вихре праздника надежды Сепфора поверила, что Моисею уже не нужна его супруга. Она и сама так забылась от кротости Иокевед, что оставила Моисея на произвол Аарона, жаждущего власти и непоколебимого в своей уверенности. И вот Моисей вновь впал в муки сомнения. Уверенность Аарона подтачивала отвагу и силу Моисея, которые он обрел во время путешествия.