Марек Альтер - История Сепфоры, жены Моисея

Воздух, насыщенный уже знакомым запахом, затруднял дыхание, а голубой дым придавал освещению опаловый оттенок. Сенемийа прошел по пурпурному ковру, обошел колонны и приподнял занавеску. Наружу вырвался сноп света, и Сенемийа низко склонился.

Моисей дрожащей рукой повлек за собой Сепфору и, когда они очутились на пороге комнаты, Сепфора не смогла удержаться от вскрика, сразу же поспешив закрыть рот руками.

В центре огромной пустой комнаты на плите из зеленого гранита полулежала обнаженная Хатшепсут, и только лобок ее был прикрыт золотой пластинкой. Ее тело было покрыто плотной блестящей пленкой из олибанового масла янтарного цвета.

В резком свечении факелов, ее дряхлое и немощное тело казалось бронзовым, но лицо, которое она с трудом повернула к Моисею и Сепфоре, оставалось удивительно молодым. Миндалевидные глаза, подчеркнутые толстой черной линией, были так прекрасны, лоб, украшенный красно-синим убором из колосьев и хохолком из перьев страуса, был таким гладким, подбородок таким круглым и нежным, что вначале Сепфора решила, что это была маска. Но тут ее веки дрогнули, рот открылся, горло, в котором оставалось еще немного жизни, приподнялось во вздохе.

Перед ней была женщина-Фараон, чье изображение стояло рядом на такой же плите, на какой возлежала она сама. Скульптура была из раскрашенного дерева, такая же обнаженная, но с телом в полном расцвете юности. На голове ее был кожаный шлем с длинными волнистыми рогами овна, украшенный двумя страусовыми перьями. Чуть поодаль, между двумя глубокими чашами, в которых курился олибан, неподвижно, несмотря на удушающий запах, стояли, склонив головы, десять служанок Хатшепсут.

Хатшепсут еще раз вздохнула и произнесла мягкий звук, который, словно призыв, задрожал в воздухе. Моисей наклонил голову и сделал шаг вперед.

Под впечатлением от всего окружающего Сепфора замерла в неподвижности. Моисей остановился в нескольких шагах от сверкающего тела старой царицы и сказал мягко:

— Да, это я, мать Хатшепсут, это я, Моисей.

Рот Хатшепсут широко открылся, и Сепфоре показалось, что она закричит. Но рот не издал ни звука и медленно закрылся. Растерявшаяся Сепфора поняла, что Хатшепсут смеялась.

Ее глаза смотрели на Моисея. Лицо опять превратилось в маску, но грудь высоко вздымалась, мерцая в свете факелов, и странно короткие пальцы задвигались по ее бедрам. Сепфора не понимала, была ли то радость или страдание. Потом горло царицы задрожало, и из полуоткрытых губ вырвались слова:

— Амон велик, мой сын, он посылает мне свет, чтобы соединиться с ним.

Моисей согласно склонил голову, на лице его была принужденная улыбка. Хатшепсут перевела дыхание и спросила более ясным голосом:

— Ты нашел ее?

— Да, — твердо ответил Моисей.

— Как ей повезло.

Сепфора поняла, что они говорили об Иокевед.

— Я рад видеть тебя, мать Хатшепсут.

На ее лице, которое, казалось, не принадлежало лежавшему перед ними телу, отразилось мимолетное сожаление:

— Я хотела быть красивой для тебя, сын моего сердца, но масло олибана уже ничего не может сделать для Хатшепсут.

Она перевела дыхание и добавила:

— Ты тоже изменился.

Моисей улыбнулся, кивнув головой:

— Я Моисей, Иудей.

На лице Хатшепсут опять появилась гримаса, изображавшая улыбку, и Сепфора вдруг ясно поняла, какими близкими были эти люди.

— Тутмес жесток и хитер, — прошептала Хатшепсут.

— Я знаю.

— О, больше, чем ты думаешь. Он не уступит.

— Ему придется.

— Он ненавидит тебя.

— Он слаб.

— Да услышит тебя твой Бог.

Она снова перевела дух. В комнате слышалось только потрескивание ладана. Вдруг веки Хатшепсут вздрогнули. Она взглянула на Сепфору и сказала ясным голосом:

— Подойди, дочь Куша.

Моисей вздрогнул одновременно с Сепфорой. Он повернулся к ней, протянул ей руку. Сепфора нерешительно подошла, стараясь не смотреть на тело царицы, но страшась и ее глаз и рта.

— Это моя жена, — сказал Моисей.

Веки Хатшепсут понимающе дрогнули. Она приподняла руки, и пальцы ее снова замерцали:

— Супруга Моисея, олибан производят в Куше! Хатшепсут уже давно живет только благодаря олибану. Амон дал олибан в дар Хатшепсут. Тебя Амон дал в дар Моисею! Но Амон уже ничего не значит для него.

Переведя дыхание, Хатшепсут широко открыла рот, гримаса смеха исказила ее лицо.

Тошнота, вызванная запахом олибана, поднималась к горлу Сепфоры, в висках у нее стучало. В ужасе от того, что происходило перед ее глазами, Сепфора почувствовала, что ноги подгибаются под ней и, подавив стон, ухватилась за тунику Моисея.

Хатшепсут прикрыла глаза. Собрав все свои силы, она взглянула на Моисея:

— Я знаю, что ты вернулся. Тутмес тоже знает, что ты вернулся. А теперь ступай.

Моисей кивнул головой и после недолгого колебания произнес несколько слов на египетском языке. Глаза Хатшепсут уже не казались живыми, они стали такими же, как у стоявшей напротив статуи.

Так же быстро, как они вошли во дворец, Сенемийа повел их вон. Держа в руках лампу, он вывел их в сад.

Все еще потрясенная видом Хатшепсут, ощущая во рту вязкий вкус от испарений олибана, Сепфора с облегчением вдохнула свежий воздух и, хотя Сенемийа и Моисей, шедшие впереди, уже скрылись во мраке, остановилась, чтобы перевести дух.

В темноте она заметила, как Моисей повернулся к ней, и услышала его шепот:

— Сепфора!

Сепфора бросилась на его голос. Но лампа Сенемийи была слишком далеко, чтобы осветить ей путь. Вынужденная продвигаться наощупь, чтобы не задеть кусты и не порвать тунику, она быстро отстала. Луч света быстро удалялся, то появляясь, то исчезая за деревьями. Вместо того чтобы помочь ей, этот слабый ориентир только запутывал ее. Испуганная Сепфора вытянула вперед руки и тихо позвала:

— Моисей! Моисей!

Но Моисей не услышал ее шепота. Пальцы Сепфоры уперлись во что-то шершавое. Она догадалась, что это было дерево, сделала шаг в сторону и закричала уже громче. В этот момент гораздо ближе, чем ей казалось, она услышала, как с легким скрипом открылась дверь сада, ведущая к реке. Она услышала крики и красный отсвет факелов. В их свете она заметила Моисея, который поднял жезл, словно готовился к нападению. Люди в кожаных шлемах с копьями в руках окружили его и скрыли от Сепфоры. Голос Сенемийи покрыл все остальные. Сепфора услышала свой собственный крик «Моисей! Моисей!», который вывел ее из состояния отупения, вызванного неожиданной засадой.

Она бросилась к двери сада. Ей оставалось сделать еще несколько шагов, как перед ней возник силуэт. Сильные руки схватили ее, на рот легла чья-то рука. Она почувствовала крепкое мужское тело, еще мокрое от речной воды. Незнакомец грубо увлек ее в темноту ночи. С пристани продолжали раздаваться крики, факелы отбрасывали прыгающие тени на дверь, которая внезапно захлопнулась.