Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Прошли сотни лет, и роль плебейских трибунов переменилась. Постепенно плебейское собрание, то есть группа римских граждан, узурпировавших львиную долю законотворческой деятельности, перешло от ограничения власти патрициата к защите интересов всадников-коммерсантов, которые сформировали ядро плебейского собрания и стали все жестче контролировать политику сената.

Затем стал появляться особый вид плебейских трибунов, самыми яркими представителями которого стали братья Тиберий и Гай Семпроний Гракхи, которые использовали свое положение для того, чтобы отнять часть власти у плебса и патрициата и наделить ею низшие слои римского общества. Оба поплатились за это, оба умерли страшной смертью, но память о них не умерла. Эстафету подхватили другие, правда с иными целями и идеалами, – Гай Марий, Сатурнин, Марк Ливий Друз, Сульпиций, Авл Габиний, Тит Лабиен, Публий Ватиний, Публий Клодий и Гай Требоний. В Габинии, Лабиене, Ватинии и Требонии новые веяния проявились особенно ярко. Каждый из них ориентировался на определенную политическую фигуру. Габиний и Лабиен – на Помпея, Ватиний и Требоний – на Цезаря.

Почти пять веков существования плебейского трибуната олицетворяли ныне десять человек, которые в первый день марта сидели на длинной деревянной скамье в простых белых тогах, без права на ликторов. Восемь из них до избрания уже несколько лет входили в состав сената, двое стали сенаторами только сейчас. И девять из десяти были никем – людьми, чьи имена и лица сотрутся из памяти римлян сразу по окончании срока их службы.

Но Гай Скрибоний Курион был отнюдь не таков. Он, как глава коллегии, занимал место в центре скамейки. Этот плебейский трибун с мальчишечьим веснушчатым лицом и непокорной шевелюрой ярко-рыжих волос был полон энергии и энтузиазма. Блестящий оратор, известный своими консервативными взглядами, сын консула и цензора Курион был одним из самых ярых противников Цезаря в год его консульства, хотя тогда был слишком молод для сената.

Некоторые из его законопроектов, предложенные после того, как он вступил в должность в десятый день декабря, мягко говоря, удивляли, заставляя подозревать в нем радикала. Сначала он попытался провести закон о предоставлении полномочий проконсула новому куратору римских дорог. Многие подозрительные boni посчитали это намерением дать возможность Цезарю занять другую – если и не военную, то все же очень высокую – должность. Затем Курион, как понтифик, рьяно принялся убеждать коллегию понтификов вставить в год еще двадцать два дня в конце февраля, что отодвинуло бы наступление Мартовских календ на весьма значительный срок. Неудачу с дорожным законом Курион воспринял спокойно, однако за мерцедоний ревностно бился и, когда ему все-таки отказали, пришел в дикую ярость. Эта реакция подвигла Целия написать в Киликию своему приятелю Цицерону, что Курион, по его мнению, куплен. И куплен не кем иным, как Цезарем.

К счастью, эта догадка никого больше не осенила, по крайней мере никто не отнесся к ней всерьез, так что в этот знаменательный день Курион посиживал на своем месте, всем своим видом демонстрируя, что происходящее его мало интересует. Раз уж плебейским трибунам заткнули рты незаконным декретом, запрещающим им под страхом обвинения в измене накладывать вето на ключевые вопросы повестки, то и ждать от них нечего, говорил его вид.

Павел объявил об открытии заседания и поручил вести его Гаю Клавдию Марцеллу-старшему.

– Уважаемые старший консул, цензоры, консуляры, преторы, эдилы, плебейские трибуны, квесторы, отцы, внесенные в списки, – встав во весь рост, сказал тот. – Мы собрались, чтобы решить, как поступить с проконсульскими полномочиями Гая Юлия Цезаря, наместника трех Галлий и Иллирии, о чем до настоящего дня говорить не имели права в свете закона, проведенного Гнеем Помпеем Магном и Марком Лицинием Крассом пять лет назад. Но сегодня, согласно lex Pompeia Licinia , сенат имеет полное право обсудить вопрос, оставлять Гаю Юлию Цезарю должность, провинции, армию и империй или нет, поскольку срок его наместничества вышел. Собственно, этот срок можно было бы и продлить еще на год согласно упомянутому закону, однако во время консульства Гнея Помпея Магна этот закон был изменен. Теперь дебаты следует повести по-другому. Среди сидящих здесь имеется небольшая группа людей, которые были преторами или консулами, но не пожелали управлять провинциями по истечении срока своих полномочий. Мы на законном основании можем использовать эти резервы и немедленно назначить нового наместника или наместников Иллирии и трех Галлий. Консулы и преторы этого года не имеют права управлять провинциями в течение пяти лет, но мы, вероятно, не можем позволить Гаю Цезарю продолжать свою службу еще пять лет, не так ли?

Гай Марцелл-старший помолчал, его смуглое привлекательное лицо светилось торжеством. Никто не сказал ни слова, поэтому он продолжил:

– Всем здесь присутствующим известно, что Гай Юлий Цезарь творит в своих провинциях чудеса. Восемь лет назад он начал с Иллирии, Италийской Галлии и Дальней Галлии, входящей в состав Галлии римской. Восемь лет назад он начал с двух легионов, располагавшихся в Италийской Галлии, и одного легиона в провинции. Восемь лет назад приступил к управлению тремя мирными провинциями, и сенат одобрил его действия, направленные на то, чтобы урезонить гельветов, пытавшихся вторгнуться в наши пределы. Но сенат не давал ему полномочий входить в область, известную как Косматая Галлия, чтобы воевать с царем германцев-свевов Ариовистом, имевшим статус друга и союзника Рима. Он не давал ему полномочий набирать новые легионы. Он не давал ему полномочий, подчинив царя Ариовиста, идти дальше, в Косматую Галлию, и воевать с племенами, не имевшими с Римом договоров. Он не давал ему полномочий образовывать колонии так называемых римских граждан по ту сторону реки Пад в Италийской Галлии. Он не давал ему полномочий вербовать и пополнять свои легионы неримлянами. Он не давал ему полномочий дурно обращаться с послами некоторых влиятельных германских племен.

– Правильно, правильно! – выкрикнул Катон.

Смущенные сенаторы зашушукались, зашевелились. Курион сидел на скамье для трибунов, устремив взгляд в никуда. Помпей, щурясь, рассматривал собственное лицо в глубине курульного возвышения, а лысый Луций Агенобарб злобно ухмылялся.

– Правда, казна не возражала против того, что он творил, – продолжил оратор. – Не возражали в общем и целом и члены этого почтенного собрания. Ибо действия Гая Цезаря принесли в результате большую прибыль Риму, как, впрочем, и ему самому. Успешная война сделала его героем в глазах римских низов, ждущих подвигов от легионов, охраняющих наши дальние рубежи. А богатство позволило ему купить то, чего он не мог получить от людей по их доброй воле, – сторонников в сенате и среди плебейских трибунов, голоса избирателей в трибах, голоса тысяч солдат. Это дало ему возможность преступить mos maiorum , ведь прежде ни одному римскому наместнику не разрешалось вторгаться на территории, не подвластные Риму, с целью завоевать их к вящей своей славе. Что Рим получит от завоевания Косматой Галлии и что потеряет? Он потеряет жизни своих лучших граждан, занятых как военным, так и мирным трудом. А получит ненависть народов, мало что о нас знающих и потому не желающих иметь с нами дела. Но эти люди даже и не пытались – я подчеркиваю, никогда не пытались! – посягнуть на римские земли и римскую собственность, пока Гай Цезарь не спровоцировал их. С огромной, незаконно набранной армией он вторгся во владения мирных племен, наводя на них ужас, сея вокруг себя разруху и смерть. И ради чего? В первую голову ради личного обогащения. Выручка от продажи миллиона рабов была столь велика, что и армия получила подачки от щедрот своего командующего, присвоившего главный куш. Да, конечно, и Рим стал богаче, но Рим уже был богат. И львиную долю богатств ему принесли абсолютно законные войны, не завоевательные, а лишь укреплявшие незыблемость наших границ. Их вели очень достойные люди, в том числе и такие, как наш уважаемый консуляр Гней Помпей Магн, который сидит сейчас здесь скромно, ничем не кичась. Но не таков Гай Юлий Цезарь. Он ищет скандальной известности, он хочет стать народным героем, и степень его влияния на неграмотную, неуравновешенную толпу сейчас чересчур велика. Ведь это по его наущению чернь сожгла его дочь на Римском форуме и заставила магистратов похоронить ее на Марсовом поле. Я говорю это без намерения оскорбить почтенного консуляра Гнея Помпея Магна, чьею любимой женой она была. Но факт остается фактом, Гай Цезарь манипулирует римским народом как хочет, а тот делает все, чтобы ему угодить.