Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

– Ага, – сказал Децим Брут, – я вижу теперь, что ты и впрямь не намерен карать кого-то из них. То есть казнить, подвергать гонениям, отправлять в ссылку.

– Именно, Децим. Никто не скажет, что я чудовище, второй Сулла. В этой войне нет врагов Рима ни с одной, ни с другой стороны. Мы просто по-разному смотрим на его будущее. Я хочу, чтобы все мои теперешние оппоненты восстановили свое положение в обществе и без боязни продолжали высказывать свою точку зрения. Сулла зашел в тупик. Любому, кто хоть что-нибудь делает, разумная критика только полезна. Я не могу и представить себя в окружении подхалимов. Человека должны выводить в ряды первых не славословия, а дела.

– А мы разве не подхалимы? – спросил Децим Брут.

Это вызвало смех.

– Нет! Подхалимы не водят в бой легионы. Они полеживают на кушетках, потягивают вино и прикидывают, куда дунет ветер. Мои легаты не боятся высказываться, когда считают, что я не прав.

– Это трудно далось тебе, Цезарь? – спросил вдруг Требоний.

– Сделать то, что я сделал? Перейти Рубикон?

– Да. Мы все тревожились за тебя.

– И трудно, и нет. Я не хочу войти в историю как завоеватель собственного отечества, ибо я веду эту войну за него. Я стоял перед выбором: или Рим, или вечная ссылка. И если бы я выбрал последнее, Галлия за каких-нибудь три года ушла бы из-под римской руки. А Рим потерял бы контроль над всеми своими провинциями. Он и так его теряет. Давно пора запретить всяким Клавдиям и Корнелиям грабить подвластные Риму народы. А также публиканам и ростовщикам вроде Брута, прикрывающим свои махинации флером сенаторской респектабельности. Я хочу провести ряд радикальных, но необходимых реформ, после чего пойду на парфян. В Экбатане находятся семь римских серебряных орлов и останки великого, не понятого на родине римлянина. Они взывают к отмщению. Кроме того, – добавил Цезарь, – мы должны оплатить эту войну. Я не знаю, как долго она продлится. Разум говорит, что несколько месяцев, но интуиция шепчет, что дольше. Я ведь борюсь со скопищем рьяных, упертых и безмозглых глупцов. С ними будет не легче, чем с галлами, хотя, я надеюсь, все обойдется без большой крови.

– До сих пор ты был очень сдержан, – сказал Гай Требоний.

– Таковым я и намерен остаться, но позиций не сдам.

– У тебя вся казна, – сказал Децим Брут. – К чему беспокоиться об оплате кампании?

– Казна принадлежит народу Рима, а не сенату. Мы воюем с сенаторской фракцией, а не с согражданами, которые не должны пострадать. Я занимаю деньги, а не беру. И буду продолжать делать займы. Грабеж соотечественников недопустим, а значит, трофеев у нас не будет. И следовательно, мне придется самому компенсировать долг, который растет и будет расти. Как это сделать? Держу пари, что Помпей сейчас выжимает из Востока все, что возможно, так что там я ничего не найду. Испания богата рудой, а не деньгами, да и потом, все доходы уходят к Помпею. А Парфянское царство очень богато, и мы до сих пор ничего не могли с него получить. Но я получу. Обещаю.

– Я тебе помогу, – сказал Требоний.

– И я, – сказал Децим Брут.

– Но перед тем, – продолжил с улыбкой Цезарь, – мы должны решить вопрос с Массилией и с Испаниями.

– И с Помпеем, – добавил Требоний.

– Ну разумеется, – сказал Цезарь.

Очень хорошо укрепленная и ободренная прибытием Агенобарба, Массилия легко выдерживала сухопутную блокаду Цезаря. Зернохранилища осажденного города были полны, скоропортящиеся продукты доставлялись по морю, а другие греческие колонии вдоль побережья провинции были так уверены в поражении Цезаря, что поспешили снабдить Массилию всем необходимым.

– Интересно, почему все тут думают, что я не могу победить такого усталого старого человека, как Помпей? – спросил Цезарь Требония в конце мая.

– Греки никогда не умели верно оценивать качества полководцев, – ответил Требоний. – Тебя они не знают. А о Помпее, усмирившем пиратов, тут ходят легенды. Все побережье рукоплескало ему.

– Но я завоевал Косматую Галлию. Это отсюда не так далеко.

– Да, Цезарь, но они – греки! Греки никогда не сражались с варварами, предпочитая селиться на побережье, а не соваться в дикую глушь. Их островные колонии такие же.

– Ну что ж, скоро они поймут, что поставили не на тех, – раздраженно сказал Цезарь. – Утром я отправляюсь в Нарбон. Децим уже возвращается с флотом. Он отвечает за море, но ты отвечаешь за все. Действуй жестко, без снисхождения. Массилия должна быть усмирена.

– Сколько со мной останется легионов?

– Двенадцатый и тринадцатый. Мамурра сообщил мне, что набран новый шестой в Италийской Галлии. Я велел ему прислать этих ребят сюда. Натаскай их, дай поучаствовать в битве. Лучше с греками, а не с римлянами. Хотя это одно из моих преимуществ.

– Что ты имеешь ввиду? – недоуменно спросил Требоний.

– Мои люди в основном италийские галлы и очень многие – с того берега Пада. Солдаты Помпея – сплошь италийцы, если не брать в расчет пятнадцатый легион. Италийцы свысока смотрят на италийских галлов, а италийские галлы платят им тем же. Никакой братской любви.

– Если вдуматься, это очень хорошо.

Луций Цезарь уже считал Нарбон своим домом. Когда кузен Гай прибыл к нему во главе четырех легионов, он увидел, что его родич устроился очень неплохо: три любовницы, несколько замечательных поваров и вдобавок любовь всего Нарбона.

– Кавалерия прибыла? – спросил Цезарь, с видимым удовольствием пробуя разнообразную снедь. – О, я совсем позабыл, как нежна и вкусна тут краснобородка!

– Это, – похвастался Луций Цезарь, – потому, что я велел зажарить ее по-галльски. В сливочном, а не в растительном масле. Растительное сильно пахнет. А сливочное нам поставляют венеты.

– Ты стал сибаритом.

– Но сохранил форму.

– Это семейное. У нас толстых нет. Что с кавалерией?

– Все три тысячи здесь. Я разместил их к югу от Нарбона, недалеко от Русцина. На твоем пути, так сказать.

– Фабий, наверное, сидит в Илерде?

– С седьмым и четырнадцатым. Я послал с ним несколько тысяч местных гарнизонных солдат, но буду тебе благодарен, если ты мне их вернешь. Они неплохие ребята, но у них нет гражданства.

– Афраний и Петрей все еще стоят напротив него?

– По ту сторону реки Сикорис, с пятью легионами. А еще два их легиона отсиживаются в Дальней Испании с Варроном. – Луций Цезарь усмехнулся. – Варрон не так уверен, как прочие, что ты проиграешь, и особой активности не развивает. Он в Кордубе.

– Далековато от Илерды.

– Вот именно. Попробуй устриц.

– Нет. Я предпочитаю краснобородку. Твой повар заботливо вынул из нее кости.

– Из этой рыбки их легко вынимать. – Луций Цезарь посмотрел на Цезаря. – Ты, возможно, не знаешь, что Помпей сделал у своих испанских легионеров заем. Они отдали ему все, что имели, и согласились ждать денег, пока тебя не побьют.