Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

В самом сыром и темном углу Римского форума располагалась резиденция великого понтифика, огромное холодное строение, лишенное каких-либо архитектурных красот. Приближалась зима, внутренние дворы уже выстыли, но в этом мрачном здании была просторная теплая гостиная, отапливаемая двумя большими жаровнями. Раньше она принадлежала Аврелии, и в те времена весь периметр ее занимали гигантские стеллажи, заваленные книгами, разнообразными документами и счетами. Однако все это ушло. Стены гостиной вновь отливали золотом, пурпуром и кармином под темно-фиолетовым потолком, с рисунком в виде золоченых сот. Кальпурния долго отнекивалась от переезда в апартаменты покойной свекрови. Сделать это уговорил ее Евтих, управляющий. Он намекнул новой хозяйке, что в свои семьдесят ему уже трудновато взбираться по лестнице, да и остальным слугам тоже. И Кальпурния спустилась вниз. Правда, с тех пор пробежало пять лет, и любое воспоминание об Аврелии теперь лишь согревало душу.

Кальпурния сидела с тремя котятами на коленях, двумя полосатыми и одним черно-белым, осторожно перебирая их шерстку. Котята спали.

– Мне нравится их безмятежность, – сказала она своим гостьям и улыбнулась. – Мир может рухнуть, а они будут спать. Такие милые. Мы, gens humana , утратили дар беззаботного сна.

– Ты видела Цезаря? – спросила Марция.

Большие карие глаза погрустнели.

– Нет. Я думаю, он очень занят.

– Ты не пыталась увидеться с ним? – спросила Порция.

– Нет.

– А ты не думаешь, что стоило попытаться?

– Порция, он ведь знает, что я здесь.

Это не было сказано резко или ворчливо. Это была констатация факта.

Странная троица, мог бы подумать кто-либо посторонний, глядя, как жена Цезаря развлекает беседой супругу Катона и его дочь. Но Кальпурния и Марция стали подругами еще в ту пору, когда Марцию отослали к Квинту Гортензию – в духовную и телесную ссылку. И все-таки не в такую, в какой пребывала бедная Кальпурния. Марции нравилось бывать у Кальпурнии, они с ней сошлись, две простые души без больших интеллектуальных претензий и без тяги к традиционным женским занятиям – прядению, вязанию, вышиванию, разрисовыванию тарелок, чаш и ваз. И сплетен, в отличие от прочих женщин, они собирать не любили. Обе еще не изведали ни тягот, ни радостей материнства.

Началось все с визитов вежливости. Сначала – по смерти Юлии, потом – по смерти Аврелии. Вот, думала Марция, такое же одинокое существо. Здесь ее не будут жалеть и осуждать за покорное принятие мужниной воли. Далеко не все римлянки таковы, невзирая на статус. Хотя статус все же имел значение. Обе однажды признались друг другу, что втайне завидуют женщинам низших слоев. Те при желании имели возможность развивать свои природные склонности. Врачевание, прием родов, аптекарское искусство, резьба по дереву, ваяние, живопись – все это было доступно для них. Но не для аристократок, ограниченных кольцом запретов. Их удел – сидеть дома и делать лишь то, что приличествует госпожам.

Не великая любительница всякой живности, Марция поначалу посчитала главное увлечение Кальпурнии несносным, но спустя какое-то время нашла, что кошки – весьма занятные существа. Однако не в такой степени, чтобы принять от подруги котенка. Со свойственной ей проницательностью она заключила, что если бы Цезарь удосужился подарить жене комнатную собачку, то Кальпурния была бы теперь окружена щенками.

Порция примкнула к ним совсем недавно. Дружба мачехи с женой Цезаря поначалу смутила ее. В адрес Марции было высказано много язвительных слов, что не произвело ни малейшего впечатления. Тогда Порция побежала с претензиями к отцу, но тот и не подумал разделить возмущение дочери.

– Мир женщин – это не мир мужчин, Порция! – гаркнул он в своей обычной манере. – Кальпурния – очень достойная женщина. Ее выдали замуж за Цезаря точно так же, как я выдал тебя за Бибула.

Но после отъезда Брута в Киликию Порция изменилась. Весь стоицизм ее куда-то девался, и она тайно плакала. Встревоженная Марция видела, что с ней происходит, но даже не пыталась об этом заговорить. Бедная девочка влюбилась в кого-то. Вероятно, он не ответил ей взаимностью. А сейчас, скорее всего, в отъезде. И это явно не муж. А тут еще и маленький пасынок стал от нее отдаляться. Бедняжка нуждалась в участии, в понимании, чего ни история, ни философия ей дать не могли. Она таяла на глазах, поскольку не была никому нужна. Положение становилось отчаянным, его следовало исправить, и Марция незамедлительно взялась за это.

В итоге, дав торжественное обещание не говорить о политике, Порция стала наведываться к Кальпурнии. Как ни странно, ей начали нравиться эти визиты. Кальпурния была по натуре отзывчивой, Порция тоже. Доброта тянется к доброте. Кроме того, кошки Кальпурнии пришлись Порции по душе. Раньше она их так близко не видела. Только на улице, где они выли ночами, ловили мышей и отирались возле помоек. Но как только Кальпурния протянула ей очень упитанного, полного достоинства рыжего кота, сердце Порции омыло теплое чувство. Феликс так приятно мурлыкал, что она весь вечер продержала его на руках, а уходя, грустно вздохнула, зная, что ни муж ее, ни отец никакой живности в своих домах не потерпят.

И теперь, глядя в карие печальные глаза, Порция вдруг осознала, что одиночество и неразделенная любовь не только ее удел. И, позабыв о собственных горестях, от души пожалела бедняжку.

– Я все же думаю, что ты должна ему написать, – сказала она.

– Может быть, – согласилась Кальпурния, переворачивая котенка на спинку. – Однако, Порция, мне не хотелось бы отвлекать его от дел. Он очень занят. Я этого не понимаю и никогда не пойму. Только молю богов, чтобы с ним ничего не случилось.

Вошел старый Евтих с горячим сладким вином, от которого шел пар, и с блюдом сластей.

Котят вернули в коробку к матери, та открыла зеленые глаза и посмотрела на хозяйку с упреком.

– Ай, как нехорошо! Бедной мамочке так хотелось поспать, – пожалела кошку Порция, нюхая горячий напиток и с удивлением спрашивая себя, почему в эти холодные, туманные дни ей не подают ничего подобного слуги Бибула.

Воцарилось молчание.

Кальпурния отщипнула кусочек от самого красивого медового пряника и положила его на алтарь – в дар пенатам и ларам.

– Боги домашнего очага, – произнесла она нараспев, – даруйте нам мир.

– Даруйте нам мир, – сказала Марция.

– Даруйте нам мир, – эхом откликнулась Порция.

Гней Помпей Магн

Поскольку Альпы были завалены снегом, Цезарь повел легионы в Провинцию по извилистой прибрежной дороге с привычной для него скоростью. Выйдя из Рима в пятый день апреля, он подошел к Массилии в девятый, покрыв расстояние почти в шестьсот миль.