Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

– И как-нибудь без нее обойдемся, пока не разобьем Помпея.

– У него замечательный флот, – задумчиво сказал Фабий.

– Да, – процедил сквозь зубы Цезарь. – Пора бы Риму признать, что лучшие корабли строят не на его верфях, а на Востоке. Мы же все глядим на испанцев. Я взял у Массилии все корабли. Но они не лучше тех, что строят в Нарбоне, Генуе, Пизах. Или в Новом Карфагене.

– Либурны в Иллирии делают добротные небольшие галеры, – сказал Красс. – И очень быстрые.

– Я знаю. В прошлом они поставляли их пиратам. Но сейчас это дело заглохло. – Цезарь пожал плечами. – Ну, поглядим. По крайней мере, мы знаем, в чем наша слабость. – Он вопросительно посмотрел на Марка Красса. – Как обстоят дела с предоставлением гражданства италийским галлам?

– Хорошо, Цезарь. Спасибо, что послал мне Луция Рубрия. Он блестяще провел перепись.

– Я смогу узаконить ее, когда буду в Риме?

– Да, только дай нам еще месяц.

– Отлично, Красс. Это должно быть решено к концу года. Здесь ждали гражданства со времен Италийской войны. Прошло двадцать лет с тех пор, как я дал им слово. И теперь появилась возможность его сдержать.

Вокруг Плаценции расположились восемь легионов: новый шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый. Большая часть галльской армии Цезаря. Солдаты седьмого, восьмого, девятого и десятого сражались под римским орлом уже десять лет. Каждому из них было под тридцать, каждый был скор на марше и грозен в бою. В одиннадцатом и двенадцатом служил люд помоложе, но легионеры тринадцатого, которым едва перевалило за двадцать, в сравнении с ними казались неоперившимися юнцами. Не говоря уже о шестом, набранном в этом году из совсем зеленых мальчишек, еще не бывавших в сражениях, но страстно рвущихся в бой. Все это были италийские галлы, многие – с той стороны реки Пад. Более сорока лет Рим не хотел признавать их прав на гражданство, но с приходом Цезаря ситуация обещала перемениться.

Вербовка рекрутов пошла быстрее, когда Италийская Галлия это поняла. Цезаря и раньше там любили, но теперь он стал настоящим кумиром. Если он хочет иметь двенадцать легионов, он их получит. Мамурра и Вентидий клятвенно заверили его, что полностью сформируют пятнадцатый, шестнадцатый, семнадцатый и восемнадцатый легионы к моменту погрузки армии на корабли.

Убедившись, что с этой стороны все в порядке, Цезарь приступил к исполнению неотложных наместнических дел. И специально посетил свою колонию Новый Ком, чтобы прилюдно и с извинениями выплатить денежную компенсацию человеку, выпоротому Марком Марцеллом два года назад. Потом он навестил колонию Мария в Эпоредии и заглянул в процветающую Кремону. У него родилась мысль проехаться вдоль подножия Альп и самому сообщить тамошним жителям о предстоящей гражданской реформе. Ход, весьма перспективный для пополнения клиентуры. Но тут из Плаценции прибыл курьер. Гай Требоний требовал, чтобы Цезарь вернулся.

– Неприятности, – коротко сообщил он при встрече.

– Какие?

– Девятый легион недоволен.

Впервые за все годы совместной службы Требоний увидел Цезаря ошеломленным.

– Этого не может быть, – медленно проговорил он. – Только не мои парни.

– Боюсь, что может.

– Но… почему?

– Лучше ты сам выслушай их. К вечеру они пришлют делегатов.

Делегацию центурионов девятого возглавлял старший центурион шестой когорты, некий Квинт Карфулен. «Пиценец, в отличие от прочих. И наверное, клиент Помпея», – подумал Цезарь, но не повел и бровью.

Он принял прибывших в полном парадном облачении, сидя в курульном кресле с дубовым венком на голове – в напоминание о том, что он тоже не раз бился бок о бок с солдатами первых рядов. И как только мог позабыть об этом девятый?

– Ну, в чем дело? – спросил он.

– Нам надоело, – сказал Карфулен.

Цезарь смотрел не на него, а на pilus prior центуриона Луция Апония и primipilus центуриона Секстия Клоатия. Это были хорошие командиры и лихие рубаки, но сейчас они мялись, отводили глаза. Резкий контраст с нагловатостью сорокалетнего Карфулена. Странно, подумал Цезарь, впервые столкнувшись с такой ситуацией. С иерархией у них что-то неладно. Квинт Карфулен, несомненно, старше Клоатия и Апония, но лишь по возрасту, а не по рангу, однако, похоже, обладает гораздо большим влиянием в легионе. И куда только смотрит Сульпиций Руф?

Цезарь сидел в курульном кресле с неподвижным лицом и холодным взглядом, но внутри его кипела какая-то адская смесь горя, ярости и неверия. Нет, это невероятно, чудовищно, невозможно, чтобы кто-то из его славных парней вдруг разорвал все связи с ним и замыслил предательство. Это совсем не пустяк – обнаружить такое. В любой армии – пусть, но не в его. Это не просто маленькая неприятность, шероховатость – это обвал, падение в пропасть. У него вдруг возникло желание железной рукой повернуть процесс вспять. Снова сделать девятый своим легионом, а Карфулена и любого, кто с ним, стереть в порошок. В полном смысле. Уничтожить.

– Чем вы недовольны, Карфулен? – спросил он.

– Этой войной. Или лучше сказать, этой не-войной. Никаких сражений, приносящих хотя бы денарий. Я хочу сказать, что в этом заключается смысл солдатской службы. В сражениях. И в наградах, в трофеях. Но до сих пор мы только и делаем, что маршируем, выбиваясь из сил, а потом мерзнем в мокрых палатках и затягиваем пояса.

– В Косматой Галлии вы делали то же самое. И много лет.

– В том-то все и дело. Мы там хорошо потрудились. Но та война кончилась. Прошло почти два года. А где же триумф? Когда мы будем участвовать в твоем триумфе? Когда нас распустят с туго набитыми кошельками и в придачу выделят участок хорошей земли?

– Я дал вам слово, что все так и будет. Вы сомневаетесь в моем слове?

Карфулен глубоко вдохнул. Он говорил сердито, но держался настороже и был не совсем в себе уверен.

– Да, сомневаемся, командир.

– По каким же причинам?

– Мы думаем, что ты хочешь обвести нас вокруг пальца. Мы думаем, что ты пытаешься увильнуть от выдачи нашей доли. Что ты собираешься отправить нас на другой край света, чтобы там и оставить. Эта гражданская война – фарс. Мы не верим, что это настоящая война.

Цезарь вытянул ноги и с равнодушным видом оглядел ступни. Потом поднял голову и в упор посмотрел на Карфулена, тут же съежившегося под его взглядом, на Клоатия, явно мучившегося своей странной ролью, и на Апония, явно желавшего очутиться где-нибудь в другом месте, а затем так же медленно, пристально оглядел остальных.

– А как вы поступите, если я скажу, что через несколько дней предстоит марш в Брундизий?

– Очень просто, – сказал Карфулен, вновь обретая уверенность. – Мы никуда не пойдем. Девятый не тронется с места. Мы хотим, чтобы нас распустили. Прямо здесь, в Плаценции, заплатив нам что положено и наделив землей близ Вероны. Но сам я хочу, чтобы мне дали землю в Пицене.