Иван Арсентьев - Буян

За белым залом помещалась столовая, внешне похожая на Грановитую палату в Кремле, но только гораздо меньших размеров, поэтому обеденный стол был накрыт в следующем за ней продолговатом зале. Кошко залюбовался убранством стола, особенно ему понравились вазы с букетами золотистой мимозы. Тонкий запах ее разливался по всему помещению. От богатых хрустальных люстр исходил сплошной ослепительный блеск.

Зал заполнился гостями. Среди них были товарищи министра, директора департаментов, несколько генерал-губернаторов и человек пятнадцать губернаторов. За столом слева от Кошко сидел знакомый ярославский губернатор граф Татищев, справа — вологодский губернатор Хвостов, о котором говорили, что это деятель из молодых, да ранний… Все они были приглашены, видимо, неспроста.

Шампанское стали подавать с первого же блюда, что не мешало, впрочем, желающим пить и другие вина. Предлагать тосты не полагалось, ели и пили молча, только Столыпин, обводя взглядом сидящих за столом провинциальных деятелей, сказал с довольной улыбкой:

— У меня сегодня столько генерал-губернаторов и губернаторов, что с ними вполне возможно произвести государственный переворот…

Милая шутка хозяина несколько оживила скучный официальный обед. Подействовало, разумеется, и шампанское, развязавшее языки высокопоставленных сановников. Сосед Кошко граф Татищев, прищурив хитро глаз и наклонив голову вправо, лукаво улыбнулся в сторону киевского губернатора Курлова. Кошко воспринял ухмылку Татищева как намерение сообщить кое-что интересное и, умея слушать, выжидательно молчал. Татищев тронул его за рукав, спросил шепотом:

— Вы заметили: сегодня все чины министерства явились украшенные орденом Искандера?

Кошко кивнул головой.

— Это на днях эмир бухарский наградил их, как «ami sincère de la Russie…» [5] Искренний друг России (фр.) .

На самом деле, на многих сидящих за столом сияли усыпанные крупными бриллиантами значки.

— Настоящие индийские алмазы, — продолжал Татищев, — только у Курлова фальшивые…

— Отчего же? — удивился Кошко.

— Он выковырял настоящие и сделал жене брошь для бала у государя. Да-да! Желание жены — высшее желание. Для нее мсье Курлов готов на все.

Кошко, однако, не успел дослушать великосветскую сплетню, начатую Татищевым: заговорил Столыпин, и все притихли, уставились на крупную, поблескивающую под хрустальным огнем люстр лысую голову министра.

— Господа, — произнес он гулким энергичным голосом. — Я считаю нужным поделиться с вами некоторыми аспектами политического положения, которое возникло вследствие дерзкого и сумасбродного решения Думы обратиться к стране по аграрному вопросу. Месяц тому назад, как вам известно, правительство ответило Думе решительным отказом признать необходимость принудительного отчуждения частнособственнических земель в пользу крестьян. Подрыв благосостояния культурных помещичьих хозяйств пагубно сказался бы на экономическом состоянии всего государства, что привело бы Россию к политическому краху. Однако l’appétit vient en mangeant [6] Аппетит приходит во время еды (фр.) . . Революционная Дума приступила к недозволенной выработке земельного закона для государства без участия правительства и сообщила об этом народу в печати. Подобное поведение Думы не может не вызвать серьезных осложнений внутреннего политического характера. Полагаю, что государь, высказывая пожелание об успокоении России и опасаясь повторения прошлогодних беспорядков, не преминет принять решение в отношении левой Думы. Последствия этого не замедлят сказаться в самое ближайшее время.

Здесь Столыпин сделал паузу, как бы подчеркивая многогранный смысл последних слов и тем давая понять гостям, что громы могут грянуть как сверху, так и снизу. Кошко именно так и понял: правительство Горемыкина наконец сбросило с себя тогу либерального конституционализма и твердо в своем решении не уступать Думе. Это, должно быть, совпадает и с высочайшим желанием. А раз так — дни Думы сочтены. Непонятно лишь: на какие силы рассчитывает правительство? Ведь роспуск Думы окажется новой порцией масла, выплеснутой в огонь революции, и если еще, не дай бог, появится новый Пугачев…

Последующие слова Столыпина подтвердили догадку Кошко.

— Я признал необходимым сообщить вам об этом, упреждая события, дабы вы в дальнейшем могли согласовывать вашу деятельность с существующим положением. Почту уместным высказать свои дезидераты [7] Пожелания. в соответствии с волеизъявлением и видами его императорского величества в том смысле, что никакие изменения в отношениях между правительством и Думой ни в коей мере не должны влиять на решительность действий и гибкость губернской администрации.

Губернаторы поняли из витиеватой речи министра, чего требует и ждет от них правительство, и крепко призадумались. Каждый знал, чем зачастую кончается для администрации «решительность» при подавлении народных волнений… Непринужденная беседа, наладившаяся было за столом, опять уступила место торжественно-гнетущей скованности. Поэтому, как только обед кончился, приглашенные стали откланиваться.

Столыпин задержал Кошко, и они уединились в малиновой гостиной. Министр пытливо оглядел могучий торс нового вице-губернатора, сказал:

— Я слышал очень хорошие отзывы о вашей деятельности и назначил вас, не скрываю, в очень трудную губернию. Там дошло до того, что мужики создают в волостях республики! Помещики разбежались, бесконечные погромы имений. Администрации нужно быть мужественной, твердо бороться с беспорядками. Прошу вас не мешкать с отправлением на место. Губернатор Блок тоже новый человек в Самаре, одному ему трудно. Думаю, что я не ошибся, назначив вас его помощником.

— Я приложу все старания добросовестно исполнить свое дело. Но теперь такое трудное время, что, конечно, я боюсь сказать, окажусь ли для такой задачи пригодным.

Слова Кошко, видимо, понравились Столыпину, не очень-то жаловавшему самоуверенных.

— Надеюсь, — сказал он, — вы с честью выйдете из такого испытания.

…В Самару Кошко ехал один — семья осталась в своем именье под Новгородом. Было ясно, что судьба бросает нового вице-губернатора в самое жерло беспорядков, где много опасности и для жизни, и для карьеры. Найдется ли у него достаточно сил и мужества, чтобы погасить революцию? Из множества способов, по мнению Столыпина, есть один не испытанный, но верный: расколоть крестьянство. Разрешить свободную куплю-продажу земли и этим резко увеличить количество мелких землевладельцев. Между мужиками начнется великая грызня. Что же касается разорившихся и малоземельных, которых появится тоже немало, то их следует переселять на пустующие земли азиатских владений империи, не давая возможности скопляться в городах. Разумеется, такое административное удаление с насиженных мест гладко не пойдет. Поэтому желательно временное сближение с «Союзом русского народа», и партией 17 октября. По мере необходимости в губерниях будут вводиться и чрезвычайные положения со всеми вытекающими из этого последствиями.