Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

– А семья как же?

– С-семья облегчает жизнь, если повезет. Но ты должна и сама уметь постоять за себя и за них. Поэтому и умение стрелять может пригодиться.

– Хорошо. Я согласна, – серьезно сказала Катерина.

– Ты вот что, принеси мне воды – побриться с-страсть как хочу. И знаешь что – одеколон мой остался?

– Да, я все сберегла, – улыбнулась Катерина.

Через минуту она вернулась со всеми принадлежностями и теплой водой. Николай стал бриться. Катерина стояла и смотрела, как он тщательно взбивает помазком пахучее мыло, как покрывает душистым белым облаком свое обветренное, с отросшей болезненной щетиной лицо, как соскабливает белизну бритвой, опуская ее в сероватую от мыла воду. Точно так же она любила смотреть, как брился Александр. Сколько времени прошло с тех пор… И происходило ли это на самом деле? Как же мало они были женаты! А сейчас уже два с половиной года, как мужа нет. Их мальчик без отца сделал свои первые шаги, без отца сказал первое слово, фотографию называет папой. Сознание Катерины помутилось. На секунду ей показалось, что перед ней сидит Александр. Или нет? Ее муж – Николай? И никакого Александра никогда не было? Она почувствовала, как эта болезнь, наваждение снова возвращаются к ней. Захотелось прикоснуться к Николаю, прижаться к нему, снова ощутить себя в безопасности.

– Мне надо идти, ждут меня, – прошептала упавшим голосом Катерина и опрометью выбежала наружу.

Скоро жизнь их вошла в привычное русло. Катерина приносила еду Николаю, распоряжалась по хозяйству, как прежде. Он много ходил, разрабатывая ногу. Дети часто прибегали в спальню, забирались на кровать и слушали сказки, которые Николай с удовольствием читал им.

Немного окрепнув, Николай решил выполнить свое обещание – научить Катерину стрелять. Никому ничего не сказав, Катерина сама заложила сани. Выехали рано поутру, едва рассвело. Домашние еще спали, отдавшись воле ночного морока. Николай спрятал кофр с ружьем под тулуп: нельзя было, чтобы кто-то увидел, что Катерина ослушалась и не сдала оружие по приказу губернатора. Стояла безветренная морозная погода, но уже чувствовалось, что еще чуть-чуть – и зима сдастся: силы ее были на исходе. Правила Катерина. Боясь растревожить раны Николая, не гнала: лошадь шла мерно, сани легко скользили по накатанному снегу.

– Сама запрягала?

– Не захотела Ермолая просить. Я теперь все сама могу.

– Молодец, Катерина!

– Вы мне говорили тогда – в день свадьбы, жить своим умом.

– Не думал, что запомнишь. Ты изменилась с тех пор.

– Война всех нас изменила.

Въехали в лес под Малинниками недалеко от Морицынского омута, покрытого льдом, и переехали Тьму. Заснеженная дорога петляла, забираясь все дальше в чащу. За одним из поворотов Николай попросил остановиться, откинул шкуры и вылез из саней. Катерина ловко привязала лошадь к дереву и, проваливаясь по колено в рыхлый снег, последовала за Николаем.

Осмотревшись, где удобней стрелять, Николай отстегнул от пояса кобуру и протянул Катерине:

– Это бельгийский пистолет, браунинг.

Катерина скинула рукавицы и осторожно взяла оружие. Холодная сталь пистолета обожгла руки:

– Ой, маленький какой! Как игрушечный! Неужели им можно убить?

– Да, еще как! И весит меньше фунта, шесть патронов, мощнее револьверных! – со знанием дела описывал Николай. Ему всегда нравились охота и любые виды оружия. Даже сейчас, после ранения, он не испытывал к нему отвращения или страха.

– А как стрелять? – Катерине не терпелось попробовать себя в деле.

– Не торопись. Сначала заряжаем: вставляем магазин с патронами. – Николай взял пистолет и легко со щелчком вогнал магазин в рукоятку. – Все, он заряжен – держи, – Николай отдал браунинг Катерине. – Теперь тебе нужно передернуть затвор, вот так, – Николай подошел к Катерине со спины, бережно положил ее ладонь сверху на пистолет, накрыл своей рукой и потянул затвор на себя. Катерина почувствовала на щеке горячее дыхание Николая.

– Теперь целься. Нужно выбрать цель и совместить ее с мушкой. Поняла?

Катерина согласно кивнула. От напряжения не могла говорить.

– Теперь нажимай на спусковой крючок, – скомандовал Николай.

Катерина нажала на спуск. Раздался оглушительный выстрел – от неожиданности Катерина шагнула назад, упершись в грудь стоящего за ней Николая. Ей захотелось повернуться и прижаться к нему всем телом, не сдерживать себя больше, но она нашла в себе силы отступить.

– Испугалась?

– Нет, можно еще?

– Конечно! У тебя еще пять патронов, стреляй.

Катерина теперь уже уверенно вогнала еще пять пуль, пять белых точек в рыжий ствол сосны, стоявшей у извилистого края лесной дороги.

Николай улыбнулся: милая моя!

– Попробуем ружье? – спросил он вслух.

– Очень хочу!

– Ну хорошо. – Николай радовался, что Катерина разделила его страсть к оружию, не испугалась, не заплакала, как могла бы поступить любая другая женщина.

Николай откинул медвежью шкуру и бережно достал из саней кофр, отделанный изнутри мехом, откуда извлек стволы и приклад с колодкой, убранные в байковые чулки. Николай разволновался. Как когда-то в юности, в предвкушении охоты, у него вспотели руки и задрожали пальцы. Уже несколько лет он не держал в руках своего любимого ружья – особого подарка матери на именины – с золотым медальоном на прикладе, где красовалась его монограмма NW. Николай вспомнил свою любимую Берту, как она причуивала дичь, вставала в стойку, и как он хоронил ее. Нежно, не спеша, как с женщины, стянул байковую ткань, которая скрывала приклад из свилеватого, почти черного, ореха, пропитанного маслом, с затыльником из рога и мелкой насечкой на шейке ложи. Полированные стволы иссиня-черного воронения были покрыты сюжетной оборонной гравировкой: разгоряченные охотой собаки несли дичь, в небо взмывали потревоженные утки, живо изображенные резцом умелого мастера.

– Это – тулка [44] Курковое двуствольное ружье Тульского оружейного завода. . Чтобы зарядить, слева направо большим пальцем руки отводишь рычаг, переламываешь ствол и вставляешь патроны. – Николай ловко проделал это, достал два патрона из кармана, вставил их в стволы и звонким щелчком закрыл ружье.

– Потом взводишь по очереди курки – и все готово к выстрелу. – Николай вскинул ружье и нетерпеливо выстрелил дуплетом. Продрогший лес протяжно ухнул и застонал, эхом передавая звук выстрела с поляны на поляну, с опушки на опушку, и так до тех пор, пока тот окончательно не растворился среди густых вековых елей и сосен.

– Эх, это как музыка для меня! – Николай с сожалением переломил ружье и вытащил еще дымящиеся папковые гильзы. – Оно легкое и прикладистое, тебе будет удобно, попробуй.