Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Вставайте, эй! Всех зовет к себе хан! Вставайте, медведи!

Но встать было не так-то просто.

Элий едва добрался до заднего войлока сурта – в голове его плавилось некое неведомое вещество. Предсмертно стонал Угэдэй, но добрался до большого чана, наполовину вкопанного в землю, и, зачерпнув фарфоровой чашкой ымдана, нашел в себе силы дать напитка вначале Элий Чусаю, а потом уже полную чашку выпил и сам. Через какое-то время полегчало и тому, и другому.

…Когда пришли в стан хана, многие из нучей еще не сыскались, а на лица отысканных было больно смотреть – на месте глаз светились узкие щелочки и распухшие носы казались искусанными дикими пчелами.

Полегоньку собрались все тяжелобольные и непонятно где ночевавшие гости белого сурта Чингисхана. Он встретил этот сбор вместе с Джэлмэ и Мухулаем.

– Я хочу послать Алтан-хану тайное донесение, – начал хан, вопросительно глядя на главного из нучей – толстого, лысого, как арбуз, мужчину, который часто икал и прикрывал рот пухлой ладонью. – Слушайте и запоминайте! «Великий правитель величайшей страны Алтан-хан! После нашего похода на племя шести татар, забывших исполнять твой указ, с целью их укрощения, мы с твоим полководцем тойоном Чинсаном обменялись обещаниями всегда быть заедино. Придерживаясь данного слова, я крепко наказал тангутов – твоих, а значит, и моих заклятых врагов. Теперь же, услышав, что жители северных земель хоро-туматы, нарушив данное тебе слово, решили отделиться от тебя окончательно, я разгневался и решил, не откладывая надолго, усмирить отщепенцев. Я буду твоей бьющей рукой, но и буду рад получить от тебя муки, круп для питания моих людей и тканей для одежды…»

Усуйхан, неугомонная Усуйхан – ты ли это валишься с ног от одуряющей усталости? Устало не только тело, но и нечто скрытое в сосуде тела – вино, называемое душой. Несметные богатства крепости Лигили, какие и во сне не могли присниться, так и стоят перед глазами, как от долгого созерцания речной воды, когда смеживаешь веки. Девушки-служанки двигаются как осенние мухи, они тоже устали, но голоса их еще полны серебра и взоры сверкают самоцветами. Им нравится разбирать несчетное богатство и кто знает, о чем мечтают они за этим занятием? И Усуйхан не намерена обделить оставшихся в ставке хотун подарками. Она запасла для каждой пусть небольшой, но дорогой подарок: или украшение из драгоценных лалов, или алый коралл, или золотую подвеску, или серебряный кубок с тонкой, как стан девицы, ножкой, с оправленным в скань искрометным рубином. Для перевозки подарков для каждой из хотун понадобилось по два верблюда и по три двухосных арбы. И еще смышленая Усуйхан разделила между хотун слуг – девушек и парней, которые умели готовить диковинные яства.

Для матери-хотун Ожулун она отыскала двух искушенных знахарей и отправила в ставку вместе с женами и отпрысками, вместе с запасами бальзамов и снадобий, серебряных игл, целебных камешков.

Для хотун Борте и ее многочисленного окружения Усуйхан плотно набила мелкими украшениями из индийского жемчуга, из золотых монет четыре дорожные котомки – пусть у той будет всегда под рукой гостинец для любого, кого она захочет одарить. Но особый чайник с двойным днищем Усуйхан повезет с собой: чайник таков, что кипяток в нем долго не остывает, если между первым и вторым днищами заложить горячие угли. То-то диво, подумают, а ведь на самом деле все просто!

Но что делать с Ыбахой-хотун, которую хан подарил Джаргытаю? Что делать с хотун Гурбесу, которая взята лишь потому, что нужно было приручить найманов? Если одаришь подарком, который как бы приравняет их к другим хотун, – обидятся эти другие. Если вызовешь недовольство малостью дара, то возможная обида будет тлеть тайно и неизвестно еще – не сожжет ли этот уголек все более значительное вокруг себя? Подумав, Усуйхан решила приготовить все, как считает нужным, а в ставке посоветоваться с Ожулун-хотун. Она возликовала, восторженная простотой решения. Оставаясь одна, она позволяла себе быть подростком. Ее утомляла необходимость на людях казаться строгой хотун, ей трудно было скрывать живость взгляда и яркую лучистость глаз. Она хоть и пыталась во всем подражать старшей сестре Усуй, но иногда забывалась и впадала в ребячество. Да ведь они с Усуй даром что сестры, а нрав – разный. Усуй – прирожденная хотун и умом, и статью. Усуйхан – былинка в сравнении с сестрой, собранная родителями из каких-то остатков. Одно, может быть, хорошо, что сообразительная и смешливая. Но и при всей своей смешливости Усуйхан, как и ее сестра, ни на миг не забывает, что несет в себе надежду шести татарских родов с того самого момента, когда возлегла на высокое ложе хотун. Хоть и строго запрещена всяческая распря между родами и племенами, но на всех выходцев из татарских племен все же некоторые смотрят словно говоря: «А-а! Так ты из того самого татарского племени, которое не нашло себе прибежища во всем огромном мире!» Поменьше бы за ножи хватались, но ведь своя кровь-то, и кто их, глупых, защитит, кроме Усуйхан– хотун? Кто их, горячих, остудит кроме легкого смешка Усуй-хотун? Что с этим поделаешь? Как бы то ни было, а все-таки и она, Усуй, избранница высших Айыы, потому-то Бог-отец Тэнгри определил ей путь избранных…

Надо стараться. И Усуйхан старалась.

Ожулун-хотун-хан не побоялась возложить на узенькие угловатые плечики Усуйхан-хотун заботу обо всем внутреннем строе жизни стана в военное время. Малая мошка громче звенит и больней кусает. И Усуйхан – крутой кипяток, не болотная жижа – забурлила, к ней потянулись, как к горячему и чистому ключу, к целебной воде, но силы ее еще не окрепли – она могла и надорваться. Но сообразила: на всех направлениях своих забот поставила джасабылов-распорядителей, и сразу же жизнь пошла, как спокойная речка меж пологих берегов. Вот тебе и татарская дочь! А восьмидесятилетний старец Алгыдай стал ее главным советчиком и главным же над всеми джасабылами стана. Напрасно говорят, что старость глупа. Глупость – подруга всех возрастов. Это верно, как и то, что возраст ума не прибавляет, а вот мудрость – это возрастное. Этот Алгыдай, казалось, мог предвидеть течение жизни, со многими ее воротами, перекатами и шиверами. Он выручал юную хотун и был безгранично предан ей, словно благодаря за наполнившуюся смыслом жизнь.