Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Как доносили лазутчики, не было до сих пор никаких признаков того, что Мухаммет принимает меры для сбора и подготовки своих войск. Неужели он собирается встречать их, распылив свои силы по крепостям? Или до того самоуверен, что даже не ожидает нападения монголов – после такого-то вызова? Как бы то ни было, но трудно понять и поступки, и направление мыслей этого непредсказуемого правителя. Нет сомнений, что он имеет полные сведения обо всех движениях монголов, об их силах, но, как стало известно, предпринял всего две меры. Первое, что он сделал, это собрал повышенный налог за будущий год, второе – продолжил работы по укреплению крепостей. В остальном же – никаких особых движений, распоряжений, фирманов. А непонятные действия врага настораживают еще больше, ибо совсем неожиданным образом могут развернуться события.

По сведениям, на прошлый год Мухаммет имел около сорока тумэнов войск. И если объявит дополнительный набор, то легко может довести их число до полусотни, из них пятнадцать – конных. Когда соберется такое войско, то это будет устрашающая сила, но в открытом поле еще можно было бы и побороться. А если, как следует из сегодняшних сведений, они собираются рассредоточиться по крепостям, не будет ли иметь решающее решение их подавляющее численное превосходство? Ведь одной своей массой задавят, и от арабской конницы далеко не уйдешь на наших мохнатоногих лошадках, нагонят… Может, в таком случае, нам лучше не разбиваться на части, а штурмовать крепости одну за другой? Но если их сопротивление будет очень упорным, то война может продлиться слишком долго, мы просто выдохнемся. А там все может измениться самым непредвиденным образом…

Хан, по обыкновению, долго сомневался, думал, советовался с тойонами, потом принял решение все же разделить силы на четыре части. Джучи с пятнадцатью мэгэнами выделит из основного направления и пошлет в правую сторону, к крепостям Сыгынах и Джиен. Войсковой группе Улаха и Сюбетея в пять мэгэнов велит двигаться влево, в сторону небольших крепостей Бенакен и Ходжен.

В Отраре для боевых действий он оставляет Чагатая и Угэдэя с одним тумэном, а сам с младшим сыном Тулуем перейдет реку и двинется в глубь страны.

Угэдэй живет в постоянно приподнятом, радостном настроении, будто ничего, никаких предстоящих трудностей в голову не берет. А по Чагатаю сразу видно, что он расстроен, обижен: «Как мы сможем завоевать и удержать такую огромную крепость с десятью воротами силами всего лишь одного тумэна? Ведь в ней скрывается войско, в несколько раз превышающее наше по численности. Да они, если захотят, одними вылазками измотают нас вконец!..»

Отец все это замечает, но пока не вмешивается. Скоро, когда Чагатай останется один, ему не перед кем будет капризничать, и он вынужден будет задуматься, искать выходы, некуда ему станет деваться. И советники у него надежные поставлены, опытные и авторитетные. Но уж больно характер у него неважный, у капризника. Постоянно чем-то недоволен, ворчлив да и завистлив. Гневливый, грубый человек, да, а в самый решающий момент становится вдруг нерешительным, суетливым… Но нужда и не таких гнет, заставляет подлаживаться под себя, притупляет колючки характера. Когда станет нужно самому принимать решение и в полной мере отвечать за них, то придется ему хотя бы на какое-то время находить общий язык с другими, налаживать отношения с соратниками. Без этого невозможно обойтись, и на это-то и надеется он, отец, как на лучшего воспитателя.

Джейхан оказалась рекой большой, полноводной, с бурным и мутным течением.

Вся земля, которую питала великая река, была плодородна, щедро одаряла урожаем, со стороны поглядеть – будто все здесь росло само собой, и потому люди плотно заселяли эти края. Но поражала, как во всяких вроде бы культурных странах, разница в уровне их жизни. Одни жили в огромных каменных особняках, другие же влачили полуголодное существование, с утра до ночи трудясь на полях и ремесленничая ради одного лишь пропитания. Удивительно много при таком изобилии было и нищих, убогих. У монголов такого разительного различия просто быть не могло; знать и простонародье жили не одинаково, конечно, отличаясь друг от друга имуществом, одеждой, земельными владеньями, но в кочевом быту обходились все простой и здоровой, немногим различающейся едой, походными жилищами, жестко подчинялись единым для всех законам и традициям…

Но монгольские нукеры с невольным восхищением наблюдали, как роскошно и красиво устраивали здесь свою жизнь богатые. Огромные, в несколько этажей, изукрашенные дворцы обнесены крепкими каменными, почти крепостными стенами, во внутренних дворах насажено множество разных фруктовых и других деревьев, цветов, устроены целые каналы и тенистые пруды с беседками…

Отрар действительно имел величественный вид со своими высоченными мощными стенами и башнями, огромной вместимостью. Известно стало также, что сколько бы не было внутри войск и беженцев, еды и воды им хватит надолго.

На помощь своим сыновьям хан направил тумэн главы карлуков Арслана, а уйгуров прислал Джучи. Уйгурский хан Барчук, конечно же, не мог обойтись без многочисленной челяди и слуг, привел с собой почти пять мэгэнов разных грузчиков, конюхов, рабов. Сперва чербии и сурджуты, следящие за исполнением надлежащего порядка, попытались воспрепятствовать этому согласно приказу не брать в дальние походы лишних людей и грузы. Но Барчук, при покровительстве своей великой Хотун, все-таки сумел обойти жесткие требования. И это потом, кстати, обернулось добром для всех.

Карлуки получили приказ взять под наблюдение десять ворот Отрара, а монголы устроились поодаль, разделившись на группы по пять мэгэнов.

Сартелы в первые дни время от времени бросали на вылазки по несколько мэгэнов через разные ворота, грабили своих же людей, живущих в окрестностях, и тут же бросались обратно под защиту стен.

В ответ Чагатай с Угэдэем пустили пал, превратив все вокруг на два кес в сплошное черное пожарище, а местных жителей, собрав, пригнали под стены крепости. Защитники ее поначалу не хотели открывать ворота, дабы не пустить в крепость лишние рты, но потом все же не выдержали вида голодающих, умирающих от жажды своих единоверцев, родственников, впустили их…

Это не очень-то хорошее дело уйгуры, выполняя приказ, совершили через силу, нехотя:

– Что значит вся эта жестокость?! Ведь сами же совсем недавно наших людей казнили за то всего, что местных жителей обидели, съели несколько баранов, – а сами?!.

Для того ли, чтобы вознаградить уйгуров, или для поднятия упавшего духа, но им разрешили прибрать все имущество согнанных с места жителей. Настроение союзников сразу поднялось. Живущие на торговых путях, они привыкли даже самое малое превращать в деньги. Сразу же собрали всё, нагрузили караван и быстро отправили домой…