Николай Лугинов - По велению Чингисхана

И у всех словно от души отлегло, даже и глаза просветлели. Только что спорили, сомневались вместе, мучились, плутали в мыслях и предположениях, а теперь все сразу стало ясно и просто.

Хан сказал – и все. Теперь никаких споров не может быть. Цель, как всегда, одна – война! Дело хоть и тяжелое, но более чем знакомое, привычное и даже намного роднее, чем незнакомый и тем опасный непривычный мир.

Нужно лишь подтянуться, привести себя в порядок. И – вперед!..

Вскоре в Ставку монголов пришли подтверждения сперва от харалыков, а потом, с промежутком в два дня, от уйгуров и алмалыков о готовности дать по одному тумэну для похода на запад, как и было оговорено заранее.

Это было еще одним знаком того, что все полны желания принять участие в этой войне. Значит, они верят в силу монголов.

Джэлмэ отправил в ответ своих вестовых с наказом, чтобы те не поторопились и не двинулись на запад слишком рано. Стоит здесь сдвинуться с места большому войску, как весть об этом, несомненно, тут же достигнет ушей султана. Кроме того, нет никакого смысла отправлять людей и коней в августовский зной, изнурять их еще до начала трудного похода.

Монголы до конца августа не спускались вниз с горных плато, богатых пастбищами.

Все были малость даже устрашены здешней низовой, долинной жарой: в таком пекле, казалось, не выживет долго ни человек, ни скот. За эти несколько лет люди уже успели забыть и парной зной китайской земли, и засушливые степи, и страшные песчаные и каменистые пустыни Гоби, но здесь быстро вспомнили их…

К счастью, в начале сентября почти десять дней шли дожди, и все войска в назначенный срок тронулись в поход. Благополучно перешли через огромную пустыню, даже по названию устрашающую – Красные Пески, которая простиралась на их пути. Но все равно им пришлось сполна испытать, что такое настоящая жара. Над этой раскаленной пустыней на глазах испаряются, рассеиваются любые плотные дождевые тучи, сколь бы ни были напитаны они влагой.

Как только вышли в пойму реки Джейхан, начались благословенные зеленые края. И за несколько дней пути до самой реки они остановились на отдых, чтоб дать передышку и лошадям, и людям.

Оказалось, здешние места почти так же густо населены, как в Китае. Но даже и на первый взгляд видно, что люди здесь живут не в пример богаче и крепче.

Хоть войска и были заранее и строго предупреждены, чтобы не трогали местных жителей и их скот, не топтали насаждения, все равно там, где остановились союзники, не обошлось без скандала.

Тут же из центральной Ставки были отправлены джасабылы, которые быстро нашли виновных и поставили их перед жестким судом военного времени. Было осуждено и наказано сразу немало мародеров. Их выводили и казнили тут же – перед строем, на глазах у всех…

Тойонам союзных войск это не понравилось, но подчинились, не стали вмешиваться в дела военного правосудия. Однако роптали:

– Неужели можно считать провинностью, что мы пустили на поля пастись лошадей, изнуренных трудным переходом, и накормили усталых нукеров? Это наш обычай, дошедший из глубины веков. Запрещать человеку войны находить себе пропитание – это и есть нарушение традиций…

– Мародерство, грабежи – это признак слабости ума, неумения думать о будущности. У мародеров не бывает завоеванных земель, за ними остается только враждебный тыл… Указ хана предписывает выводить из состава войск таких союзников и отправлять обратно домой, – были непреклонны джасабылы. – Кто хочет этого? Ведь мы никого не держим… Если же не хотите, то подчинение указу должно быть беспрекословным!..

Но все же союзники боялись позора быть изгнанными по подозрению в нечистоплотности и слабости в середине великого пути, куда они так стремились и так просились, и это заставило их подчиниться жестокому и, на их взгляд, несправедливому приказу:

– Что ж это такое? Рядом пасутся стада баранов, а мы должны питаться сушеным мясом? Подумаешь, по одному барану на сюн всего было, зато горячей сурпы поели. Как же можно так обращаться с военными людьми?..

Были недовольные и среди нукеров:

– Выходит, друзья, все, что говорили тойоны наши перед отправкой, правда? Помните: «Во время войны, пока не будет особого приказа, никто не должен ничего красть, грабить, запасать, припрятывать»? А мы-то не верили, говорили: «Не может быть»… А еще и такое: «Не отставать, не опережать, твое место в ряду не должно пустовать даже на короткий миг…»

– Да разве можно с таким согласиться? Мы что, быки под ярмом, чтобы ни на шаг не сметь ни влево, ни вправо уклоняться… И разве можно так воевать? Это что ж, нам во всем за монголами тянуться, им подражать? Корчат из себя каких-то «добрых людей» – а мы, выходит, «худые»?..

– Не-ет, не зря люди рассказывали столь страшные слухи об их жестокости, безжалостности… Помните, какие ужасные слухи ходили по всей степи об их злодеяниях? Разве не они истребляли целые роды, не они грабили, жгли, в рабство угоняли?..

– Да, не понять этих монголов, всякие их правила, законы новые, нелепые. Ладно, это только начало. Потом видно будет, каковы они на самом деле…

Монголы тоже были разочарованы сомнительным поведением своих союзников.

– Ведь заранее же несколько раз им были разъяснены все требования Джасака… сколько же можно?! А они, даже самые старшие из них, не поняли, даже внимания на это не обратили… – пожаловались, вернувшись, джасабылы главе Верховного Суда. – Что уж говорить о простых нукерах…

– А вы хотели, чтобы эти дикари, никем ничему не наученные, не имеющие никакой привычки подчиняться, все сразу поняли из ваших слов? – к их удивлению спокойно ответил Верховный судья Сиги-Кутук, расправив знаменитые свои, торчащие в стороны рыжие усы. – Не говорите, что они не поняли. Значит, это вы сами не сумели так объяснить им, донести до них, чтобы люди всё поняли и приняли.

– Мы на этот раз не только словами разъясняли…

– Ну да, маленький человек лучше, крепче запоминает не слова, а то, что испытал на собственной шкуре. – Сиги-Кутук с усмешкой посмотрел на несколько смутившиеся лица джасабылов. – И вы, конечно, поступили по Джасаку?

– Да, по нему… А как еще нужно?

– Джасак тоже можно исполнять по-разному. Дурак по-глупому, а умный – мудро. А вы, наверное, принялись сразу головы рубить… А что, отрубленная голова лучше понимает?

– Но ведь и… чтоб другим наука была.

– Я вас не обвиняю. Но ваша ошибка, знаю, заключается в том, что вы не стали до конца выискивать истинно виноватых.

– Так мы искали! Еще как искали… – загалдели разом джасабылы, кто обиженно, а кто оправдываясь. – Виноватых оказалось слишком много, поэтому…

– Поэтому вы нашли тех, кто виноват меньше всех: тех, кто мясо рубил, потроха перебирал. А настоящие виновные, кто давал разрешение и распоряжался всем, остались в стороне. Но теперь делать нечего, отрубленные головы обратно не приставишь. Только впредь не забывайте, что к ответу должны быть призваны все истинно виновные, а не исполнители. И наказание должно быть таким, чтобы человек на самом деле устыдился своего поступка и исправился, понял все. А рубить головы проще всего…