Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Большая часть придворных короля Фридриха прусского знали графиню Ко́зель ранее при своих неоднократных поездках в Дрезден и потому имели достаточный предлог к возобновлению отношений; и около нее скоро стал собираться весьма оживленный кружок, в котором не было излишних стеснений этикета, и вечера проводились нескучно, тогда как на вечерах короля или королевы тоска доводила людей до сонной одури.

Сам король, впрочем, редко принимал в городе: он чаще бывал в Потсдаме или Вустергаузене, где вел строго регулируемую жизнь. В десять часов он являлся на смену караула; потом слушал доклады своих министров, делал небольшую прогулку; в полдень принимал военных начальников и иностранцев; после садился вместе с королевой и семейством за скромный стол. После обеда работал в кабинете и не показывался до самого вечера.

Вечером королева и несколько ее дам и офицеров, а иногда и кто-нибудь из иностранцев играли в пикет или ломбер, и тем день был кончен. Ничто не разнообразило этого течения жизни, составлявшей самый резкий контраст с жизнью шумного и элегантного двора саксонского. Да это было и в порядке вещей: в целом свете не было двух характеров, менее схожих между собой, чем Фридрих прусский и Август. Август был волокита и развратник, а Фридрих имел в жизни только одно увлечение девицей фон Панневитц, но с тех пор, как она наградила его пощечиной, он навсегда оставил ухаживание за женщинами и был образцом супружеской верности. Август был расточителен, а Фридрих до того скуп, что из-за его стола нередко вставали впроголодь. У Августа в государственном управлении господствовал какой-то правительственный дебош; а тут во всех порядках царствовал педантизм, и малейшее нарушение правил наказывалось казарменной суровостью. О балах при дворе никто и не думал. Ели на глиняной посуде, а когда надо было принимать кого-нибудь из иностранцев, то тогда доставали из кладовых тяжелое серебро, которое после обеда снова прятали. Фантазии у короля Фридриха если и были, то совсем не такие, как у Августа; он, например, любил, чтобы после скудного ужина королева удалялась, а мужчины собирались в «табачную коллегию» , то есть в комнату, где курили табак из коротеньких голландских трубочек и пили пиво. Здесь допускалась несколько большая свобода, позволявшая смех и шутки, но всегда весьма грубые. В этом состояла самая веселая часть королевских приемов. Одурманясь пивом и табаком, гости в угоду королю тупо и отвратительно издевались над наукой и учеными, устраивая шутовские диспуты на пошлые темы об ученых глупцах и других подобных материях. Или на кафедре появлялся Моргенштерн, одетый в голубой бархатный сюртук с красными обшлагами и заячьей обшивкой, в красном камзоле, в парике, мало не хватающем до колен, и с лисьим хвостом на боку вместо шпаги. Вяло и скучно он толковал что-нибудь битый час, и это чрезвычайно потешало короля. Более изящных и разнообразных удовольствий Фридрих себе не позволял да, вероятно, и не желал их. А потому понятно, что когда в Дрездене смеялись над Берлином, в Берлине, в свою очередь, подтрунивали над Дрезденом, представляя его за некоторое подобие ада. Для заключения контрастов надо упомянуть, что Август в области религии был олицетворенное неверие, а Фридрих прусский был человек религиозный и набожный. Рассказывают, что однажды за ужином недавно поступивший камердинер короля, обязанный читать вслух молитву, дойдя до слов: «да благословит тебя Господь», нашел более приличным сказать: «да благословит вас Господь», и король закричал ему:

— Стой, негодяй! Читай так, как написано! И знай, что перед очами Божиими я такой же негодяй, как и ты!

Понятно, что люди с более или менее живыми характерами искали, где отдохнуть от этой скуки, наилучшее описание которой оставила нам собственная дочь короля Фридриха. Одним из таких спасительных мест и был дом Ко́зель, круг знакомых которой, все расширяясь и расширяясь, достиг наконец такого большого размера, что это стало заметно.

Король Фридрих, знавший обо всем, что у него делалось, конечно, знал и об этом, но пока молчал.

Военные люди собирались к Ко́зель обыкновенно в пору раннего берлинского ужина и засиживались, против берлинских обычаев, далеко за полночь.

Молодой народ приносил сюда новости и сплетни, которые доходили в Берлин из Дрездена, и как графиня не умела скрывать своего гнева, когда дело касалось Августа, то его саксонскому величеству здесь порядочно доставалось. Иногда он бывал и исключительным героем ночных бесед в салоне своей отставной фаворитки, и непочтительные речи, которые вели здесь о «соседе», начали доходить до «табачной коллегии».

Фридрих сначала посмеивался над тем, как достается его «прелюбодейному соседу», но потом, при дальнейших рассказах о том же, начал хмуриться, и вот однажды вечером Анну совершенно неожиданно посетил один старый генерал.

Он «дружески» советовал Анне оставить в покое Августа и играть вечерами в трик-трак или в пикет и с тем уехал.

Анна не послушалась этого совета и продолжала вести себя по-прежнему, что и шло вплоть до того самого дня, когда ее одним ранним утром посетил генерал-губернатор города Берлина Вартеслебен и предложил ей неожиданный вопрос: не желает ли она пожить в более спокойном уголке Пруссии, в Галле?

— Что я буду делать в этом Галле? — изумилась графиня.

— Все, что вам угодно, графиня, там чудесный воздух, прекрасные виды. Словом, это очень хорошее место.

— Да, но вы меня извините, я никогда в жизни не думала о Галле и не знаю, для чего мне туда ехать!

— Это удивительно! — воскликнул Вартеслебен. — Вообразите, королю кто-то сказал, что вам будто бы очень нравится жить в Галле, и его величество отдал приказ вас там устроить. Теперь вам отказаться от этого было бы большой неловкостью, да и… по моему мнению, даже совсем невозможно.

Графиня посмотрела на него и с усилием выговорила:

— Значит, вы мне передаете приказ?

— Король полагает, что вам там будет лучше и удобнее, там вы можете говорить все, что вам угодно и о чем угодно, и это никуда не дойдет, между тем как здесь каждое неосторожное слово может испортить соседские отношения, которыми наш король весьма дорожит.

Проговорив это, Вартеслебен встал, откланялся и вышел, добавив на прощанье, что графиню, конечно, никто не гонит и что она может выехать не только завтра, а даже и послезавтра.

Графиня отлично понимала, что этот новый разразившийся над ней удар был намечен из Дрездена, и она в этом не ошиблась.

Такое упорное преследование только взбудоражило ее беспокойный дух, и она, опасаясь нового визита Вартеслебена, решила уехать в тот же день. Лошади были наняты, вещи уложены, и прекрасная Анна со своим верным домочадцем Закликом потянулась в новое место изгнания, которое отвела ей казарменная любезность Пруссии.