Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

В небольшой тесной улице маленького города Галле, в невзрачном мещанском доме неподалеку от здания, где давались скромные общественные балы местных жителей, поселилась привыкшая к дворцам Ко́зель. Она здесь многих интересовала, но никому не была известна.

Хозяева дома, которых немало допрашивали об их квартирантке, отвечали, что они о ней решительно ничего не знают, и все сведения ограничивались тем, что это «какая-то больная иностранка, приехавшая издалека». Но, разумеется, не все этим удовлетворялись, и о незнакомке в городе ходили самые разнообразные толки.

Эта последняя катастрофа сломила мужество Ко́зель. Она уехала с тревогой; ясно, что здесь в Галле она была уже настоящей пленницей, и в этом ее еще более утверждал Заклик, который на другой же день своего приезда сюда обнаружил признаки учрежденного за графиней постоянного и строгого военно-полицейского надзора. Она не могла никуда ступить шагу, чтобы за ней не смотрели. В один воскресный день она пошла в церковь, но, заметив, что за ней издали следуют шаг за шагом, рассердилась и вернулась домой.

Однажды, совершенно неожиданно, ее посетил Ван Тинен.

Анна, как и можно было ожидать, встретила его весьма сухо и резко сказала:

— Прошу вас, господин камергер, сразу объявить мне, зачем вы пожаловали.

Тот было что-то заговорил об участии, но она снова его оборвала:

— Я не верю ни в чье участие и прошу вас сообщить, зачем вы пришли?

— Снова повторяю, что я вам сочувствую, и не хотел, чтобы неприятная обязанность, которая мне поручена, была исполнена другим человеком, менее меня способным беречь ваше спокойствие.

— Прекрасно, но теперь оставьте сочувствие и говорите прямо. Я вам помогу, как это должно начинать: «королю угодно» или «король требует» — чего от меня хочет ваш король, господин камергер?

— Мой король хочет облегчения вашей участи, которое возможно…

— …с тем условием, чтобы… Ну, говорите, пожалуйста, скорее!

— Да, к несчастью, графиня, действительно с тем условием, чтобы вы вручили мне, для передачи его величеству, письмо, которое он вам дал когда-то…

— И ваш король полагает, — прервала графиня, — что я ему отдам это письмо, особенно теперь, после всех вынесенных мною унижений?.. Нет, любезнейший Ван Тинен, если вы приехали сюда только за этим, то уезжайте скорее назад и скажите, чтобы король никогда и не надеялся иметь в своих руках это письмо. Это мое твердое решение, которого я не изменю ни за что, ни перед какими требованиями.

Проговорив это, она поклонилась и добавила:

— Я вам, господин камергер, все сказала.

Ван Тинен, однако, не хотел этим ограничиться и не спешил сократить свидание с графиней, но он все-таки ничего не добился. Он еще промедлил несколько дней в Галле и еще приступал к Анне с теми же доводами и просьбами, но наконец должен был все это оставить и возвратился ни с чем к своему королю, которого роковой клочок бумажки, после долгих нашептываний, наконец стал, кажется, очень серьезно раздражать и беспокоить.

На другой же день по отъезде Ван Тинена Заклик доложил графине, что надзор за ними, кажется, усилен.

— Это весьма вероятно, — отвечала Анна, — нас стерегут строго и скоро могут начать стеречь еще строже. Теперь Заклик, если хотите, вам настало время сослужить мне самую большую службу.

— Я хотел бы их не мерить, графиня, все службы мои для вас мне одинаково и легки и малы.

— Благодарю вас.

Заклик моргнул глазами, желая скрыть слезы.

— Благодарю вас и никогда, никогда вас не забуду, — продолжала графиня, — но теперь мы должны расстаться.

— Как!.. Что такое? Я не расслышал или не так понял, графиня, что вам угодно было сказать?

— Нет, вы хорошо меня поняли: нам нужно расстаться, вы должны меня оставить.

— Ни за что на свете!

— Постойте, мое заключение, может быть, не кончится до моей смерти…

— Это все равно, пусть будет, что будет, но я хочу разделять с вами вашу участь.

— Благодарю, но вы напрасно меня перебиваете, вы должны оставить меня для моей же пользы.

— Для вашей пользы?

— Да, вы должны быть на свободе, когда я буду в неволе.

— Зачем?

— Потому что иначе моя неволя никогда не кончится.

Заклик поник головою и прошептал:

— Это другое дело.

— Да, это так, и потому слушайте же, что вы должны для меня сделать: вы должны спешить с моей запиской в Дрезден к Леману; взять у него все мои деньги, обратить их в золото и иметь все при себе; а между тем… зорко следить за тем, что будут делать со мной, и употребить все средства меня выручить. Согласны ли вы это исполнить?

— Как бы я мог быть на это не согласен, графиня?

— Благодарю. Теперь здесь делайте вид, что мы друг другом недовольны и что вы не хотите мне больше служить, и разыграйте это как можно аккуратнее.

— Постараюсь.

— Потом, о той бумаге, которую я вам отдала, уезжая из Пильницы…

— Она всегда на моей груди.

— Когда мы не будем видеться и, может быть, не будем знать, где искать друг друга, мы должны знать, как с ней поступить на всякий случай . Возможно все: возможно, что и вашей свободе будет что-нибудь угрожать; возможно, что и на вас нападут с тем, чтобы отнять бумагу… то вот, — она сжала своей дрожащей рукой его руку и прошептала, — тогда, при крайней опасности выдать эту бумагу, ввиду полной невозможности ее спасти…

— Уничтожить ее?

— Да, да, уничтожить, но…

— Уничтожить так, чтобы этого никто не знал?

— Чтобы никто не знал, чтобы все думали, что бумага цела, и чтобы король ее боялся и не торжествовал свою победу надо мной.

— Будьте уверены, что он ее торжествовать не будет.

И с этим Заклик вышел; весь следующий день он не приходил назад, а к вечеру явился с новым слугой, которого ставил на свое место. Но он в этот день не тем только был занят, что искал слугу на свое место, а побывал также и в местном управлении, с жалобой на притеснения и капризы своей госпожи, и просил позволения ее оставить.

Его выслушали и, принимая его за недальновидного простака, отвечали, что дело в его госпоже, а не в нем, и что он может отправляться на все четыре стороны.

Заклик купил себе коня, еще раз выслушал наставления своей госпожи и, поцеловав ее руку, уехал в Дрезден.

Следовавший теперь по этому же самому пути Ван Тинен был очень недоволен и собою и теми, которые послали его к Ко́зель.

Он прибыл в Дрезден в такой шумный день, когда было не до дел, потому что двор отправлялся на большой праздник в Морицбург. Небольшой морицбургский замок тогда только что был заново отделан, и в его окрестностях любили отдыхать и охотиться дрезденские горожане. За королем туда, разумеется, ехала вся его обычная свита, и туда же отправился Тинен на тот случай, чтобы там же, если будет удобно, представить и свои донесения. В числе дам короля при нем тут были княгиня Тешен, графиня Кенигсмарк и Денгоф с ее сестрою Поцей. Денгоф была не в духе, потому что Тешен была ей неприятна, а Тешен и Кенигсмарк, в свою очередь, презрительно поглядывали на Денгоф.