Виталий Топчий - «Не отрекаюсь!»

— Господи, услышь меня, грешного! Много в жизни своей кривил я душой. Много зла сотворил Руськой земле, жил постоянно в гордыне и лицемерно молился. Душа моя стала нага, и вот теперь пришла расплата по грехам моим. Знаю, что суждена мне смертная чаша. Господи, очисти мою смутившуюся душу росою Твоей милости. Дай мне силы достойно пройти свой смертный путь с именем Твоим на устах!

Князь подумал о своём ничтожестве перед неисповедимой великой тайной Бытия. Ведь Бог даровал людям жизнь, а они возгордились, стали неправедно жить. Сын его был распят за людские грехи. И разве его смерть на кресте не была предупреждением людям, что нельзя бесконечно грешить, пора остановиться и покаяться? А ведь он тоже не хотел умирать и просил Отца Небесного дать ему силы, чтобы достойно принять уготованное ему. Своей смертью и Воскресением он показал пример, что зло можно одолеть. Хоть оно и сильно, и нет веры в ослабевших душах на победу в неравной борьбе. А верить в добрый исход нужно всегда, несмотря на все горести и печали, преследующие тебя в жизни. Нужно быть стойким в своих несчастьях, как праведный Иов. [150]Бог услышит тебя и сторицей вознаградит за все твои страдания.

Князь Михаил вспомнил, как в детстве гадал с боярином Фёдором по Псалтири. Тогда он указал пальцем на строку псалма: «Я ем пепел, как хлеб, и питьё моё растворено слезами. От гнева Твоего и негодования Твоего; ибо Ты вознёс меня и низверг меня».

Тогда он очень расстроился. Молодому, полному сил и задора княжичу не хотелось верить в прочитанное, как ни утешал его боярин Фёдор. И вот теперь он ясно осознал, что предсказание сие сбылось.

Князь надолго ушёл в свои думы, вспомнил, как унижались перед монголами его соперники — Ярослав Всеволодович и Даниил Галицкий. [151]

Когда же он очнулся, уже занимался рассвет. Времени оставалось совсем ничего, еще намедни ханский посланец объявил ему, чтобы с восходом солнца был готов в путь. Он скорбно вздохнул и направился в свой шатёр, где вместе с внуком Борисом, боярином Фёдором и ковалем Андреем долго молился у иконы Божьей Матери, а потом причастился Святых Даров, [152]которые по настоянию епископа Иоанна взял с собой в путь.

Князь со спутниками сидел на корме лодки и всё смотрел на удаляющийся берег, на уже еле заметных на берегу Светозара и Ходяту. Гребцы дружно ударяли вёслами, лодка быстро скользила вниз по течению. Наконец после нескольких дней пути на левом берегу Волги засверкало под солнцем множество белых юрт.

Лодка причалила к деревянной пристани, и руськие в сопровождении татар поднялись на высокий крутой берег. Пока они шли, Андрей с удивлением оглядывался по сторонам и пронеслась мысль: как этот град разительно отличается от его родного Чернигова! Большие и маленькие юрты, расписанные затейливым растительным узором и обращённые входом на юг (многие размещались на повозках и были разборными), стояли вдоль длинной широкой улицы. Между ними деловито сновали люди, казавшиеся Андрею на одно лицо, так как одеты были все одинаково. [153]

В конце этой необычной улицы возвышался огромный льняной шатёр хана Бату, [154]за ним стояли шатры его жён и наложниц. Самый большой и нарядный, раскинувшийся рядом с шатром хана, принадлежал старшей жене. Всё пространство вокруг было огорожено, возле главных ханских ворот стояла охрана.

В Сарае, столице Золотой Орды, кипела своя привычная жизнь: скрипели телеги, ржали кони, блеяли овцы и ревели быки, отрешённо жевали жвачку верблюды. Над городом войлочных юрт курился дымок, выходивший в дыры в конусообразных крышах. Сквозь них проникали солнечные лучи и поочерёдно освещали 12 внутренних жердей остова. По этим своеобразным солнечным часам кочевники отсчитывали дневное время. Андрей обратил внимание на юрту, соединённую верёвкой с колом, воткнутым в землю возле порога. Оказалось, это было предупреждение, что тут больной, и постороннему входить нельзя.

Когда руських подвели к воротам ставки Бату, навстречу вышел найон Елдега. Он холодно посмотрел на князя Михаила и перевёл взгляд на Андрея. Ему показалось, что они уже где-то встречались, а когда вспомнил, что тот храбро бился в Чернигове, был взят в плен и за свою отвагу отпущен ханом Менгу, скривился в улыбке. Но тут же насупился и приказал, чтобы урусы сняли мечи, а князю повелел пройти обряд очищения, лишь тогда он будет допущен к солнцеликому. Об этом татарском обряде Михаил Всеволодович был наслышан, его уже проходили побывавшие до него в Орде руськие князья, но слова Елдеги неприятно кольнули сердце. Он воздел руки и воскликнул:

— Господи, дай мне силы пройти это бесовское искушение!

Затем ответил Елдеге:

— По Божьему попущению дана власть Батыю над нами, а потому ему кланяюсь. Негоже православному совершать языческие обряды, но сердце своё смиряю и пройду меж огней.

Возле двух пылающих костров пританцовывал, бормотал и бил в бубен шаман, бросая в огонь частицу от принесённых руських даров. Увидев князя, он взял его за руку и увлёк за собой. Михаил Всеволодович, собравшись с духом и шепча Иисусову молитву: «Господи, спаси и помилуй, меня, грешного!», покорно прошёл с поклонами меж огней. Возле ханского шатра шаман упал ниц перед большой войлочной куклой и дал знак князю следовать его примеру.

Михаил Всеволодович заколебался и прикрыл глаза. Пред его мысленным взором проступил лик епископа Иоанна, тот укоризненно покачал головой и внятно молвил: «Крепись, Михаил! Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Сердце князя вздрогнуло, он качнул головой, желая отогнать видение, а потом окрепшим голосом громко проговорил:

— Не возьму грех такой на душу! А посему кланяться идолу — отказываюсь!

Елдега, когда ему перевели слова князя, схватился за саблю и зло прокричал:

— Опомнись, князь урусов! Ты не желаешь уважать наши обычаи, отказываешься почтить память вождя всех вождей! Одумайся, Михаил, неужели тебе не дорога жизнь и её блага? Ты что, не от мира сего и хочешь смерти? Одумайся, безумец!

Михаил Всеволодович снял с себя плащ и бросил на землю.

— Мы живём и умираем по Божьей воле, нехристю этого не понять. Ваша душа заложена князю тьмы — дьяволу, вы безумно почитаете мертвых, превращаете память о них в идолопоклонство. Вы — слепцы, своей неправедной верой вы лишаете ваших подданных надежды. Они боятся вздохнуть полной грудью и ступить лишний шаг — всюду настигнет их кара, а потому нет у вас будущего! Мы же через смерть чтим Воскресение! Ибо алчущие Его чают жизни вечной, где никто никому не завидует, не желает гнусности своему ближнему. Даже страх смерти не отнимет у истинно верующих этого разумения!