Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— Тебе, Дионисий, и твоим братьям я хочу поручить важное дело. Не скрою, трудное и опасное… Вы подумайте, готовы ли вы послужить нашему Господу Богу… Может быть, рискуя даже жизнью… Но мы, указала княгиня на отца Фому, доверяем вам: вы не один год вместе преломляете хлеб…

Затем она поручила монахов покровительству Фомы и посоветовала им отдохнуть, посетить виленские православные храмы.

Отправив монахов, Елена и Фома почти всю ночь зашивали драгоценные камни и жемчуг в монашескую одежду. Фома, как заправский сапожник, вмонтировал ценности в специальные углубления в каблуках сапог. Елена хотела передать на Афон и знаменитую жемчужину, купленную отцом у крымской ханши, но Фома отговорил:

— Пусть эта ценность останется в княжестве… Можно завещать ее любому из православных монастырей, где она может надежно сохраниться, или Пречистенскому храму здесь в Вильно. Если она когда-то принадлежала твоему прадеду Дмитрию Донскому, то тем более она должна остаться на Руси…

Елена согласилась.

Через день Фома снова привел Дионисия к Елене. Перекрестившись на образа и низко поклонившись Елене, монах сказал:

— Мы готовы, матушка, исполнить свой долг и твое поручение…

— Вы знаете, что после захвата турками Константинополя Афонские монастыри на Святой горе, эти молитвенницы всей Вселенной, оказались в бедственном положении. Московские духовные и светские власти оказывают им и особенно русскому Пантелеймонову монастырю значительную помощь. Но ее, как известно, никогда не бывает довольно… Поэтому я вместе с отцом Фомой решили просить вас отвезти праведникам Афона наше посильное пожертвование… Передать их можно, смотря по обстоятельствам или Пантелеймонову монастырю, или Ватонедскому… Смотря по их достатку, который вы увидите на месте…

Монах в знак согласия молча склонил голову…

— Наши дары, — вступил в беседу Фома, зашиты вот в эту одежду. Он взял лежавшие в углу на стуле рясу с подрясником, камилавку и сапоги и разложил их на столе перед монахом. Деньги и драгоценности зашиты в них неприметно, да и сама одежда поношенная. Так что, надеемся, ничьего внимания к вам, паломникам, она не привлечет.

Но главные ценности зашиты в этом нательном поясе, — сказала Елена и достала из ящика стола широкий мягкий матерчатый пояс. — Его, конечно же, снимать с себя нельзя ни в коем случае.

— А как же братья, что пойдут со мной? Будут ли знать они об этой главной цели нашего паломничества?

— Они должны считать, что вы везете наше послание…

Назавтра, 6 сентября, в день Воспоминания чуда Архистратига Михаила, Фома провожал монахов в путь. Добираться до Афона они должны были через православные страны — Молдавию, Болгарию и далее в Грецию. Прежде чем тронуться в столь долгое и опасное путешествие, монахи произнесли в Пречистенском соборе молитву Архангелу Михаилу от видимых и невидимых враг:

— О святый Михаиле Архангеле, светлообразный и грозный Небесного Царя воеводово!.. О грозный воеводово небесных сил… Помилуй мя, грешнаго, требующего твоего заступления, сохрани мя от всех видимых и невидимых враг… О всесвятый великий Михаил Архистратиже! Не презри мене, грешнаго, молящегося тебе о помощи и заступлении твоем в веце ее и в будущем, по сподоби мя тако купно с тобою славити Отца и Сына, и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

Хотя Елена и не пользовалась уже бывшим влиянием при дворе, тем не менее Сигизмунд хорошо относился к ней. В благодарность за поддержку, оказанную ему при восшествии на престол и при заключении мира с Москвой. На все запросы московского государя, брата королевы Василия, не притесняет ли Сигизмунд интересы его сестры, король отвечал, что держит ее в чести. Но жила королева и великая княгиня вдали от двора, опасаясь притеснений от пропольски настроенных католиков, защититься от которых она уже не могла.

Елена видела, что положение ее постоянно изменяется к худшему. Начали осуществляться ее предчувствия о том, что может случиться с ней после смерти мужа. И у нее появилась мысль об отъезде из Литвы на родину, в Москву.

В 1508–1509 гг. Василий Иванович по-прежнему не получал известий от сестры. Но он снова попросил ее «чтобы она государя без вести ни о чем не держала». После этого королева сообщила одному из послов к Сигизмунду боярину Григорию Оболенскому о своем трудном, даже недостойном положении. В результате Василий снарядил особое посольство к сестре во главе с Микулой Ангеловым, уже приезжавшим десять лет тому назад к Елене с интимным поручением от Ивана Васильевича и Софьи Фоминишны. Теперь ему было велено переговорить откровенно с королевой обо всем и, в частности, подтвердить или опровергнуть имевшиеся в Москве сведения, что «Жигимонт ее не в чти… держит, да и притеснения от короля и панов-рады ей, королеве, чинитца великая; города и волости выпустошили, а воевода виленский Радивил земли отымает».

Елена прямо сказала послу:

— Обиды и притеснения от панов, действительно, усиливаются. Затихшая было ненадолго их ненависть ко мне вспыхнула с новой силой, когда Сигизмунд, выказывая внимание и уважение к вдове брата, удовлетворил мои просьбы улучшить положение православной церкви и русского населения. Я стала опасаться лично за себя и не уверена в сохранности своей казны.

Вскоре эти слова стали достоянием великого князя московского.

После смерти мужа Елена вывезла свои вещи и казну из Нижнего замка, но не находила постоянного надежного места, где можно было бы их спрятать. Поэтому она отдала часть своих драгоценностей на хранение ордену миноритов, так как православные монастыри и дома как в Литве, так и в Польше часто становились жертвами наездов и грабежей. Минориты лучше других католических орденов относились к Елене, выступали против перекрещивания православных. Покровителем и благотворителем ордена был Александр. В память о муже Елена тоже всячески содействовала миноритам и оказывала им поддержку, которой они дорожили. Поэтому королева без особых опасений вручила им свои сокровища. Все, что накопила своей бережливостью и экономией: 14 сундуков с золотыми и серебряными деньгами, редкими камнями и жемчугом, большими и малыми золотыми блюдами и чашами, драгоценными, шитыми золотом, одеждами и редкими мехами. Многие ценности были восточного, византийского происхождения. Два сундука с золотом и серебром Елена отдала Пречистенскому собору. Для благотворительных целей и, в частности, для строительства православных храмов она снабдила большими суммами денег своих доверенных лиц, князей Острожского и Головчинского.

Осенью 1510 г. Елена снова провела несколько недель в Тростенце под Минском. Она любила бывать и подолгу жить в этом имении, как и в самом Минске. Ее притягивала к себе Свислочь, река, текущая где лесами, где полями, тихая, с прозрачно-чистой водой, наполненной рыбой. Вдоль ее живописных берегов можно было собирать плоды терна, боярышника и шиповника. А чуть дальше синел пойменный лес… В нем тихо падают листья и их шорох приносит успокоение и даже радость…