Пётр Чигринов - Под тремя коронами

На этот раз вместе с Еленой приехал в Тростенец и священник Фома, который, несмотря на все перипетии и гонения, так и остался при великой княгине. Елена была довольна: Фома усердно и самоотверженно выполнял свой пастырский долг, как ей казалось, во всем наставляя и защищая больше московскую великую княжну, чем великую литовскую княгиню… Последнее время на лице княгини он видел выражение какой-то мучительной тоски и даже страха. Поэтому Фома больше тяжело вздыхал, чем говорил…

За несколько дней до отъезда Елена попросила его приготовить пять небольших — чтобы можно было унести — ларцев и обить их железом. Фома не стал ни о чем спрашивать, но Елена сама разъяснила:

— В них мы спрячем часть моих сокровищ…

Фома со словами «Да поможет нам бог» трижды перекрестился и вышел.

В Тростенце он предложил место, где можно было спрятать клад. У входа в сад одиноко стоял большой, в расцвете сил, дуб. Елена согласилась:

— Похоже, что этот великан никакая буря не сможет свалить… Да и время его не возьмет так просто…

— И место легко запоминается… Саженей двадцать прямо на восток от ворот в сад. Но главное — камень всегда укажет место, — показал Фома на лежавший рядом с дубом валун. Он здесь, скорее всего, лежит от сотворения мира. И сдвинуть его не в человеческих силах…

Вернувшись в дом, они еще раз перебрали сокровища. Это были преимущественно золотые монеты арабской и византийской чеканки. Почти третья часть — венгерские флорины. Отдельно, в особом сосуде, хранились старинные златники, отчеканенные в Киеве еще при Владимире Святом, т. е. почти пятьсот лет тому. На монетах была славянская надпись, изображение самого великого князя и родовой знак Рюриковичей в виде трезубца — сокола. Золотые и серебряные сосуды, блюда были небольших размеров. Отдельный ларец был заполнен драгоценными камнями и жемчугом. Еще один, побольше размером — иконами в золотых окладах, украшенных камнями.

Вечером, как стемнело, Фома выкопал под дубом яму почти в человеческий рост и перенес в нее завернутые в дубленую кожу ларцы. Вместе с Еленой они закопали сокровища. Кругом было темно и тихо, только дуб спокойно шумел, отзываясь небольшому, легкому северо-западному ветру…

За ночь подморозило. Все ждали прихода снега. И ночью он пришел. Утром Елена глянула в узкое окошко: солнца не было, но свету прибавилось, и весь мир повеселел. Хотя на деревьях, уже полностью отряхнувших последние листья, сидела, нахохлившись и вобрав голову в перья, будто не одобряя приход зимы, стая красногрудых снегирей. Снег надежно прикрыл спрятанные сокровища.

Жена охмистра Эвелина любила обсуждать с великой княгиней все события, происходившие в княжестве и при дворе. Как-то она сказала Елене:

— Король воспринимает нас, княгиня, как обузу… Не добьешься, не допросишься у него ничего…

Елена, больше утешая себя, чем пани Эвелину, ответила:

— У него много государственных дел… Сейчас рассматривает отношения с Крымской ордой, которая начинает вновь показывать свой разбойничий характер. А Сигизмунд, как впрочем, и Александр, считает, что Москве можно нанести сильный урон с помощью крымских татар.

Елена знала, что, отправляя очередного посла в Крым, он потребовал:

— Ты, пан Трипутень, должен добиться того, чтобы союз Менгли-Гирея с Москвой, наконец, был разорван. Для этого ты и везешь такие дорогие подарки. Их должно хватить не только хану, но и всем его приближенным. Прежде всего, конечно, ханским сыновьям, женам и невесткам, а также уланам, князьям, мурзам.

— Я все сделаю для этого, государь, — ответил посол, хотя он, как и сам великий князь, полностью не верил в возможность этого.

Далее Сигизмунд продолжил:

— Менгли-Гирей уже очень стар, ослабел, но он окружен толпою хищных сыновей, родственников, вельмож татарских… Все они, чтобы получить подарки, будут обещать пустошить московские владения.

— Позволь, государь, и мне сказать, — обратился к Сигизмунду пан Юрий Копыла, ведавший сношениями с другими государствами.

Великий князь в знак согласия наклонил голову.

— Я знаю, что в Крыму одинаково охотно берут подарки и от нас, и от Москвы, обещая свою помощь тому, кто больше даст. А на самом деле, взяв деньги с обоих, пустошат владения и того и другого государства. Ты бы, пан Трипутень, постарался взять с них такую клятву, чтобы они действовали в наших интересах, только против Москвы…

Выслушав эту известную всем истину, посол молча склонил голову…

Путь по бесконечной ковыльной степи располагал к размышлениям… Судьба распорядилась так, что ему во второй раз приходится выполнить миссию посла великого князя литовского к татарам. Народ диковинный и интересный. Не всегда вымытые, часто дурнопахнущие, но постоянно заботятся о чистоте своих ног, совершая по несколько раз на день их омовение. Обычаи других народов для них ничто. Строго следуют своим. Как воины не лишены храбрости и отваги. Но жестокосердны, особенно если речь идет о богатстве, захвате имущества. Даже у послов вымогают… И не кто-нибудь, а знатные татары-мурзы и князья. Чтобы чего-нибудь добиться, даже послу, нужно обязательно дать взятку. Вот и получается, что пока попадешь на прием к хану — почти все запасы, подарки уже истрачены.

Любят красивых женщин и бережно к ним относятся. Лучший подарок для хана от приближенных вельмож — женщины. Особенно ценятся светловолосые и голубоглазые славянки. Им в гаремах — уважение и почет и все самое лучшее.

Предшественник нынешнего хана особенное чувство испытывал к одной из таких пленниц. Хан увидел ее случайно в проезжавшей мимо повозке простого воина. В этот момент женщина то ли по необходимости, то ли с умыслом поправляла одежду, и хан увидел столь совершенную линию случайно обнажившегося бедра, что пришел в смятение и почувствовал непреодолимое желание увидеть больше. Красавица была срочно затребована во дворец хана. О том, что повелитель любил удовольствия и женщин, всем было прекрасно известно. Знали придворные и то, что распущенность хана нисколько не мешала ему проявлять истовую набожность, которой он предавался сильно и искренне. Тем более, что это не мешало ему пользоваться всеми радостями жизни… Он то требовал, чтобы к нему доставляли все больше и больше приглянувшихся женщин, то давал всевозможные зароки Аллаху и совершал паломничества в святые места. Особо угодивших хану вельмож, а иногда и послов, как это случилось с ним, паном Трипутенем, он приглашал на отдых в тенистый сад, к фонтану, из которого вместо воды били струи вина. Вокруг фонтана три хорошенькие и совершенно обнаженные девушки изображали улыбающихся наяд, без малейшего смущения демонстрируя свои прелести. Зрелище, пан Вербеня, доложу я тебе, — сказал посол своему помощнику, — весьма привлекательное, тем более, что юные создания при этом ангельскими голосами исполняли чарующе-сладкие восточные мелодии.