Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— А как, государь, нам быть, если Елена встретится в Вильно со своей будущей свекровью, матерью Александра?

— Да, это важно, — сказал Иоанн, обращаясь к Елене. — Полагаю, что если королева будет идти в свою божницу и позовет тебя с собой, то проводи королеву до божницы, а потом вежливо отпросись в свою церковь.

В тайном наказе Ряполовскому Иоанн велел требовать, чтобы Елена венчалась в православном храме и в русской одежде.

Затем отец пригласил Елену и Ряполовского к столу, где был разостлан чертеж Русско-Литовского государства, земли которого тянулись от Балтийского до Черного моря. Он обвел пальцем Киевские земли, Волынь, Черниговскую и Смоленскую земли, а дальше на северо-запад Витебскую и Полоцкую. Все это — русские земли, пояснил он. А дальше на запад такие же русские Брест, Гродно, Новогрудок, которые ратью защищал Владимир Мономах. И только на севере, вдоль реки Вилия, размещаются земли собственно Литвы, колыбели литовского племени. Отсюда литовцам, объединенным, надо думать, божественным провидением, удалось подчинить себе разоренную и обессиленную татарским нашествием западную и юго-западную Русь. Собственно Литва, составляющая ядро государства, смогла подчинить Черную Русь, Полесье, Брест, Могилев, Минск. Они вошли в состав Трокского и Виленского воеводств. Остальные русские земли, некогда богатые и могущественные — Киев, Волынь, Полоцк, Витебск, Смоленск — слабо ненадежно соединены с Вильно. Показав и рассказав все это, Иоанн сказал:

— Как видишь, большая часть территории Великого княжества Литовского, почти три четверти ее, составляют исконно русские земли. Недаром же это государство называют Великим княжеством Литовским и Русским, а теперь еще и Жемайтским. И поэтому там, в Литве, ты не должна себя чувствовать, как на чужбине. Тем более, что русское начало и вера пустили там глубокие корни, три четверти всей страны населяет православный русский народ, имеющий за собой блестящую историю Киевской Руси, и только четверть занимает Литва с ее вымирающим язычеством. Так что в государстве Александра преобладает русское влияние, и ты в качестве великой княгини сможешь еще больше усилить его.

Наконец великий московский князь еще раз прослезился, нежно обнял дочь и прерывистым голосом сказал:

— Ну, мне пора.

Елена и Ряполовский низко поклонились ему, и через минуту-другую он уехал в Москву. Иоанну казалось, что все он предусмотрел, все организовал. Но вдруг вспомнилось: в Витебске плохой мост, нужно предупредить дочь. Он толкнул в спину возницу: поворачивай назад. Возница натянул вожжи, и четверка лошадей остановилась.

— Нельзя, государь, возвращаться. Не тот случай. Обычай и народные приметы не велят. Можно нарочного послать…

Иоанн натянул выше на ноги медвежье покрывало и махнул рукой.

— Ладно, поезжай…

Вскоре из Кремля вдогонку поезду Елены поскакал посыльный с письмом дочери от Иоанна. Великий князь писал:

— Забыл я, дочь, сказать тебе, что в Витебске мост ветхий: вот-вот рухнет. Поэтому ехать тебе по этому мосту через Двину следует со всей осторожностью.

В четверг Елена простилась с матерью, с родными и… простилась навсегда: ей не суждено было больше увидеть родные места. Тапкана великой княжны в сопровождении громадного поезда тронулась в путь.

Провожая свою дочь, София Фоминишна долго стояла на дороге, махая рукой вслед. Со слезами на глазах она вспомнила свой отъезд из Италии… Думала о схожести и различии их судеб. Мать ехала из-под тяжелой папской опеки на восток в далекую, но единоверную, православную Москву, дочь в обратную сторону, на запад, где римское влияние усиливается и где ей, согласно воле отца, предстояло отстаивать православие.

Путь до Вильно продолжался почти три недели. Огромный поезд, сопровождавший княжну, иногда останавливался на день-два. Ехала Елена в богато украшенной боярской повозке-тапкане, вмещавшей пять-шесть человек. Ближайшими лицами к княжне были жены главных послов: княгиня Ряполовская, жена боярина Русалки, сверстницы-боярышни. Всего свита составляла две тысячи человек, ехали два окольничих, два конюших, четыре постельничих, более шестидесяти детей боярских. Находился в обозе и священник Фома вместе с диаконом и певчими. Поезд-обоз сопровождала стража — несколько сот всадников. Под особой охраной везли приданое невесты: несколько сундуков с деньгами, серебряную и золоченую посуду, шелковую рухлядь — бархат, камки, атласы и тафту, множество мехов. В особом сундуке находились подарки отца и матери. Великий князь благословил дочь иконой Божией Матери «на сизу, обложена золотом, а в ней восемь червцов и восемь зерен гурмызских». Мать благословила иконой Спасителя «на лале, а в ней четыре лала да два яхонта, да восемь зерен гурмызских». В Дорогомилове отец подарил дочери «рог из новых рогов, окован серебром, позолочен, да горшок серебрян, венец у него писан и золочен». Мать дала ей «жиковину золоту, а в ней яхонт, да восемь зерен гурмызских».

Путь пролегал по ровной лесной местности. Изредка попадались по дороге деревни, в которых поезд останавливался для отдыха. Многочисленная обозная прислуга грелась у костров. Миновав Звенигород и Можайск, и отслужив везде молебны, подъезжали к литовской границе. До нее оставалось совсем немного, как началась невиданная даже для русских людей пурга-буря. Резко похолодало, пронизывающий зимний ветер ревел, швырял колючий снег, забивая дыхание и даже мешая говорить. Гнулись и даже ломались деревья. С трудом поезд втянулся в густой, высокий хвойный лес, где ветер, буйствуя в вершинах деревьев, внизу, казалось, сбавлял свою мощь.

В свисте и вое бури не только не стало слышно даже звона подвешенных к дугам колокольчиков. Но все кругом полнилось какими-то другими, непривычными звуками: то ли отдаленным воем диких зверей, то ли ржанием лошадей, то ли голосами зовущих на помощь людей, то ли жалобным детским плачем…

— Отроду такой бури не видала, — сказала боярыня Ряполовская. И, желая успокоить находившихся в тапкане молодых девушек, добавила:

— Но все проходит… И эта напасть пройдет…

Наступила ночь, и боярин Ряполовский распорядился заночевать здесь, в лесу. Тем более, что измученные лошади шли все медленнее, постоянно норовя остановиться и даже пятиться назад. Кучера вынуждены были брать их под уздцы, чтобы заставить продвигаться вперед.

Прислуга, спешившиеся всадники охраны, все, кто мог, начали готовить место ночлега: из лапника ели делались шатры-укрытия, разжигались костры, которые и согревали, и освещали все вокруг. Возле тапканы Елены разложили несколько костров, а в сам возок постоянно вносили на специальной железной треноге горячие угли. Тепло и шум ветра располагали ко сну…