Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— А вы, слуги и прихлебатели польские, даже мечи в руках не умеете держать, — неслось с правого берега.

Получив от пленников недостоверные, заниженные данные о числе московского войска, Острожский надеялся легко управиться с противником. Чувствуя настроение своего элитного аристократического отряда, весьма впечатленного своей мощью, гетман легкомысленно атаковал группировку русских численностью 40 тыс. воинов. Передовой московский полк отступил. Многие посчитали, чтобы не слышать оскорбителей-крикунов. На самом деле, чтобы заманить противника на свой берег реки. И это русским удалось. Зная о разделении сил противника, главный воевода войска московского Даниил Щеня обрушился всеми силами на войско Великого княжества Литовского. Битва, продолжавшаяся шесть часов, была кровопролитной, мужество и силы сражавшихся казались равными. С обеих сторон было примерно 80 тыс. воинов. Но устроенная воеводами Иоанна тайная засада внезапным ударом на левый фланг литвинов смяла их. Не спас положение и рыцарский полк кованой брони: из-за обрушившегося моста он к началу битвы не смог полностью переправиться. Но основная часть полка успела выстроиться в линию, перед ними заняли свое место арбалетчики и оруженосцы. По приказу Даниила Щени их атаковала татарская конница. Когда между противниками оставалось около двух десятков метров, татары одновременно бросили арканы и почти весь первый ряд оруженосцев был вырван из строя и мгновенно перерезан скинувшимися с седел степными наездниками. Следующая волна татар заарканила арбалетчиков, которых постигла та же участь. Это вызвало яростный рев рыцарей, и их железная стена качнулась вперед, наступая на русских. Казалось, что закованных в железо воинов невозможно было остановить. Но в течение часа русские разъединили их строй и почти всех вырубили.

Воины Острожского искали спасения в бегстве, тысяч восемь из них полегло на поле боя, множество утонуло в реке, так как специальный отряд россиян к этому времени разрушил мост через реку Трясна. Сам воевода Острожский, смоленский наместник Станислав, маршалки Григорий Остюкович и Литовор Хребтович, князья друцкие, мосальские, многие паны и шляхтичи были взяты в плен. Бегством смог спастись только Станислав Кишка с четырьмя ротмистрами и несколькими сотнями воинов. Весь обоз и огнестрельный снаряд также достался победителю. Никогда еще россияне не одерживали такой победы над Литвою, которая в течение ста пятидесяти лет вселяла в русских такой же ужас, как и монголы.

Однако утомленные походом русские силы не решились развивать победу. На стыке августа-сентября, в преддверии близкой осени, они повернули назад. Потрясенным поражением и растерянным литвинам это оказалось на руку. Тем временем северная группировка русских сил продолжала наносить удары из Пскова и Новгорода. Заняв Торопец, они одиночными набегами разоряли окрестности Витебска и Полоцка.

17 июля великий князь московский получил весть о победе на Ведроши. Москва радовалась: палили из пушек и пищалей. Иоанн в знак чрезвычайной милости послал знатного чиновника ко всем московским воеводам, принимавшим участие в битве, спросить о здоровье: честь большая для любого боярина и воеводы, не говоря уже о людях более низких сословий…

— Да скажи первое слово князю Даниилу Щене, а второе — князю Иосифу Дорогобужскому, — напутствовал Иоанн своего посланца.

Через несколько дней в Москву привезли литовских пленников. В простых телегах, некоторых в оковах. Москвичи толпились вдоль улиц, по которым их везли к войсковому приказу. Отзывались насмешливо… Вскоре пленников разослали по городам. Князь Константин Острожский в оковах был отправлен в Вологду. Держали его крепко, но поили и кормили довольно — на четыре алтына в день. Прочих князей и панов содержали на полуденьгу. Острожский как мог поддерживал своих соратников. И им, и себе в успокоение приводил слова Соломона: человек и конь готовятся к битве, но победа исходит от Господа…

Иоанн чтил князя Острожского и склонял вступить к нему в службу. Но гетман долго не соглашался, говоря государевым людям:

— Я присягал своему великому князю, Александру, и хочу сохранить ему верность.

Просил передать Иоанну:

— Хорошо ли будет, если воеводы станут сплошь и рядом изменять присяге…

Но когда нависла угроза оказаться в темнице, присягнул Иоанну. Ему пожаловали чин воеводы и земли.

Боевые действия московских войск в областях литовских завершили войска новгородские, псковские и великолукские под начальством Ивана и Федора Борисовичей — племянников великокняжеских и боярина Андрея Челяднина. Они взяли Торопец. Новые подданные московские, северские князья Можайский и Шемячич одержали победу над литовцами под Мстиславлем. Около 7 тысяч литовских воинов пали в этом сражении.

Весть о поражении на Ведроши лишила Александра уверенности в себе. Он уединился, не хотел ни с кем иметь дел. Даже Елену не допускал к себе. В нем ярче стали проявляться те черты, которые и раньше были заметны приближенным: сочетание искренности и скрытости, активности и пассивности, величия и унижения, гордости и скромности, вспышек характера и уступчивости, величия и сознание незначительности. Великий князь чувствовал глубокий разлад с самим собой, его тяготило осознание вольной или невольной, но какой-то ужасной вины…

Елена осмелилась сделать великому князю упрек в изнеженной праздности, в которой он пытался найти успокоение. Она говорила мужу, что все на свете можно исправить, изменить к лучшему. Он отвечал:

— Да, все, кроме смерти… А там погибли лучшие воины княжества.

На всякие попытки пробудить в нем честолюбие Александр не обращал внимания, продолжал предаваться отчаянию… В это время все знатные люди Вильно и княжества также старались поддерживать великого князя. Всяческими путями проникали во дворец, стремились попасть на прием. Особо усердствовали католические священнослужители.

Александр раздраженно сказал Елене:

— Эти люди противны мне, как гробы, они пахнут мертвечиной; ни одной светлой мысли, ни одного благородного взгляда. Я понимаю, что противодействие их бесплодно, потому что основано только на отрицании всего, что сделано другими, но они отвлекают, раздражают, мешают…

— Но мой государь, богом данный любимый муж, и в этих людях есть много хорошего, — робко возразила Елена. — Я все больше и больше убеждаюсь, что религиозность епископа Табора не только в проповедях и поучениях, сколько в тех мелочах быта, соблюдение которых на поверку оказывается самым трудным… И набожность его, как мне кажется, кроется в духе и истине, а не напоказ. Заслуживает уважения и его самозабвенная мечта увидеть мир христианским, под одним знаменем истины.