Пётр Чигринов - Под тремя коронами

— Ты приказывала к Юрию Малому и велела купить черного соболя на шапку, а отец твой послал тебе три соболя…

Затем послы сообщили официальный ответ на письмо Елены к отцу: «Ты говоришь, что в Литве надеялись получить с тобой все доброе: мир и любовь, а вышло иначе; из-за тебя-де вышла ссора и кровопролитие, благодаря козням князей-отьездчиков: Стародубского, Шемячича, Бельского и иных, но то не правда: не на тебе вина и не на князьях: последние отстаивали свою веру, и ты сама подверглась вместе с князьями насильственной проповеди и понуждению перейти в латинство; и к тебе, и к князьям муж твой подсылал отметника смоленского епископа Иосифа, бискупа Виленского, чернецов-бернардинов. Мало того, послы твоего мужа сами сознались, что папа не раз писал твоему мужу, чтобы нудил тебя в латинство, и предлагали мне снестись о том с папой, но я отказался, потому что мне до папы дела нет: у меня было дело не с папой, а с твоим мужем — он и в ответе. Я чаял, дочка, через тебя видеть укрепление греческого закона на Литве, а вышло обратное и такие притеснения, каких прежде не бывало, отчего князья и бежали, обороняя веру. Я чаял, дочка, что ты ради родства и спасения души своей будешь говорить правду нам, а не ложь, а ты, дочка, гораздо ли делаешь, что к нам неправду приказываешь, будто тебе о вере насилия не было, а нам, дочка, гораздо ведомо, что тебе по вере насилия были».

Далее послы в обычае того времени устно сообщили королеве, чтобы она твердо держалась греческого закона и хлопотала о церкви. От себя и от имени усопшей матери Иоанн передавал дочери, что получит его благословение, если будет тверда в вере, но проклятие — если отступит и посрамит свой род. Это наставление посол Плещеев передал как бы нехотя, поникшим голосом. Как и суровое отцовское:

— А хоти будет, дочка, про то тебе до крови пострадати и ты бы пострадала, того бы еси не учинила…

После окончания приема Сапега подошел к Плещееву и тихо спросил:

— Есть ли у вас наказ московского государя по поводу того, что я говорил ему в Москве в марте от имени княгини-королевы?

Плещеев также тихо ответил:

— Есть. Но скажем об этом Елене Ивановне наедине, при удобном случае…

И добавил:

— Мы и тебе, князь Иван, грамоту привезли…

Встреча наедине состоялась через два дня. Плещеев сообщил:

— Говорил твоему отцу канцлер, что много тебе за греческий закон укоризны от архиепископа краковского, от епископа виленского и от панов литовских. Говорил он, что опасаешься ты, что после смерти твоего мужа станут тебя еще более притеснять за православную веру. Ты посоветовала, чтобы мы взяли у твоего мужа новую грамоту о греческом законе, к которой архиепископ краковский и епископ виленский печати свои приложили бы.

В беседу вступил Константин Заболоцкий:

— Мы привезли новую грамоту о подтверждении твоей свободы вероисповедания. Она составлена и с учетом твоих пожеланий, великая княгиня. Государь приказал передать ее тебе для просмотра, а затем королю для подписи.

И он передал грамоту Елене. Она была схожа с первой, но содержала одно очень важное дополнение: Александр обязывался не только не принуждать, но даже не давать воли, если королева и великая княгиня сама захочет перейти в католичество.

Услышав это, Сапега подумал: вот какой стеной огораживает Иоанн свою дочь от каких бы то ни было назойливых увещеваний и проповедей…

Далее Заболоцкий продолжил:

— Сапега говорил также, что свекровь твоя уже стара и что ее города в Польше должны остаться за тобою, нынешней польской королевой. Так что отец прикажет твоему мужу, если свекрови не станет, чтобы он эти города отдал бы тебе.

Через послов Иоанн передал Елене поручение: разузнать, у каких государей — будь то греческого или римского закона — есть дочери, на которых было бы пригоже женить одного из трех сыновей, Василия, Юрия или Дмитрия. Послам великий князь наказал, если королева Елена укажет государей, у которых дочери есть, то спросить, каких лет дочери, да и о них самих и о матерях их не было ли какой дурной молвы.

Прошло немного времени, и Елена отвечала отцу: разузнавала я про детей правителя сербского, но ничего не могла допытаться. У маркграфа бранденбургского, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; под большею четырнадцати лет, из себя хороша, о чем говорит ее парсуна. Есть дочери и баварского князя, каких лет — не знаю, матери у них нет; у стетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добра. У французского короля сестра, обручена была за Альбрехта, короля польского, собою хороша, да хрома, и теперь на себя чепец положила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть.

Когда дьяк Губа-Маклаков попросил Елену, чтобы она послала в Венгрию разузнать о дочерях сербского правителя и к маркграфу бранденбургскому, и к другим государям, королева раздраженно ответила:

— Как ты смеешь мне говорить, куда посылать?

Затем, как бы спохватившись, что не годится королеве нервничать и злиться, она перекрестилась:

— Господи, прости мой гнев и мою гордыню, они ослепляют меня…

А затем уже спокойно пояснила:

— Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Но у них в латинских странах такие порядки, что без ведома папы никак не отдадут в греческий закон. Не даром же у них в порядке вещей нас, православных, укорять беспрестанно, называть нехристьми. Ты отцу моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы таиться, потому что она больше всех греческий закон укоряет…

Елена тоже любила давать поручения отцу. Он в таких случаях охотно отчитывался перед дочерью:

— Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках, и я к тебе послал 500 горностаев да полторы тысячи подпалей, приказывала ты еще, чтобы прислать тебе соболя черного с ногами передними и задними и с когтями; но смерды, которые соболей ловят, ноги у них отрезывают; мы им приказали соболей черных добывать и, как нам их привезут, мы к тебе пошлем сейчас же. А что ты приказывала о кречетах, то теперь их нельзя было к тебе послать: путь не установился, а как установится, то я к тебе кречетов пришлю сейчас же…

Елена чувствовала, что ей удалось примириться с отцом, восстановить родственные отношения. Между ними восстановилось прежнее взаимопонимание, общение становилось легким и непринужденным. Отец отказался от порою мелочного вмешательства и стремления руководить дочерью во всем и вся. Они по-прежнему обменивались надеждами, предположениями, раскрывали свои чувства, но это были отношения равных. Елене была представлена полная свобода действий: только иногда отец просил о каком-либо содействии.