Кирилл Богданович - Люди Красного Яра [Сказы про сибирского казака Афоньку]

Потом, когда дверь рывком распахнули, уже изготовившиеся вороги стали метать в избушку стрелы. В избе стрел много было, — опричь тех, что в телах побитых казаков торчали, — и в полу, и в стенах. Десятка с полтора насчитал их Афонька.

Побитые казаки, может, еще и живы были кое время, но потом, видать, их, Пораненных, добили с порога стрелами. Не пожалели стрел.

А неведомых ратных людей было много. Одних стрелявших было семь человек. Это Афонька по знаменам на стрелах смекнул, когда стали они стрелы подбирать и из убитых вынимать. Семь разных знамен насчитал Афонька.

Постреляв казаков в зимовье, неведомые люди подперли дверь колом, — все ж, видать, боялись русских, выбили ворота и ушли.

Кто они были? За что побили казаков? Почему, ничего не пограбив из скарба казацкого, ни из казны соболиной, ушли. Может, только для ради огненного боя и припасов к нему промысел над казаками учинили? Худо, что пищали к воровским людям попали.

И еще одно: куда остальные пять казаков делись? Тоже, поди, побиты, только не здесь, а в тайге? Сыщется ли их след? А может, и живы они? Может, в ясырь их увели?

Не ответить на эти вопросы так сразу. Надо искать. А пока — совершить погребение мертвых.

Казаки наскоро вырыли невдалеке от зимовья три могилы. Похоронили, наскребли поверх земли, ветвей поболе навалили, чтоб зверь лесной не осквернил тела мертвых.

Пока погребали убитых казаков — стемнело. Ночевали в зимовье, прибрав спешно, что можно было. На воле было бы лучше, потому как в зимовье дух стоял тяжелый, но пришлось для опасности запереться в избенке. Караул по очереди несли.

Утром Афонька стал держать совет с Елисейкой и Костькой, как быть дальше? Возвращаться ли в Канский острожек или искать остальных пятерых казаков. Судили-рядили, все утро прикидывали и так и этак. Афонька все стоял на одном — надобно искать. А искать так: выйти к какому ни есть улусу, что первый попадется, и там вести добывать. Местные люди должны знать, где и что случилось когда.

Из всех трех казаков никто ранее не бывал в этих местах. Потому, где улусы искать, — не ведали. Ну, где как не по воде! Идти по речке выше зимовья или по ручью — обязательно какое жилье встретишь. Так растолковывал Афонька своим товарищам, когда те засомневались, как искать пропавших. На том и порешили, чтоб заутро выйти по речке вверх. А пока все, что есть в зимовье, осмотреть и прибрать, что есть еще хорошее, захватить с собой, дабы отдать сродственникам, у кого они есть, или на воеводский двор. Чтоб ничего в зимовье не оставить.

Весь день они провели в сборах, подладили лодку для долгого, быть может, пути и легли спать.

Утром, едва занялась заря, казаки поднялись и спешно погрузились в лодку.

Поднимались вверх по речке то на гребях, то на шестах.

Места были вокруг дикие. Уже до полудня солнце поднялось, а жилья нигде не было. Выходили к воде только редкие зверьи тропы. Глухое место, от людей совсем пустынное. Берега не видно. Все сплошь кусты, подступавшие к самой воде, голые еще, без листвы. А за ними — таежная чащоба. В иных местах словно по крытому переходу шли: ветки с одного берега почти на другой достигали, сплетались меж собой навесом, шатром сумеречным.

Только далеко уже за полдень приметили угожее место. Таежная чащоба здесь расступилась, и речка вырвалась на просторную елань. Виднелся песчаный бережок. На этой елани и решили остановиться.

Стали подходить к берегу. Разогнали лодку пошибче, чтоб сама на сухое место выскочила. Заскрипев днищем по песку, лодка, почитай, наполовину осушилась.

Сошли казаки, огляделись, — место для стана удобное. И для жилья долгого вполне пригодное. Лучше места в округе не сыщешь, а все одно: не видать никого. И следа нет, чтоб ранее жили.

Походили, походили малость казаки по елани и сошлись вновь к лодке: поостереглись далеко отходить.

— Слышь-ка, Афонька! А мы ей-ей зазря сюда пошли. Тут, опричь медведей и сохатых, и не бывал никто, — сказал один из казаков.

— Вестимо, что так, — подхватил другой.

— Ну а куда пойдем? — спросил Афонька.

— Назад, куда еще. К зимовью пойдем. А там… Ну, а там на Канский острожек…

— Да-а, — протянул Афонька и поскреб в затылке. — Ладно, до зимовья дойдем, но вертаться еще погодим. Будем все же какой ни есть след сыскивать.

И, не перекусив даже, казаки опять сели в лодку и пошли назад.

Назад идти было легче. Высокая вода легко и быстро несла лодку, так что почти и грести не было нужды. Но пока дошли до зимовья, которое вот-вот уже должно было за небольшим мысочком показаться, стали падать сумерки. Вот уже осталось пройти сажен сто — только мысок обогнуть — как Афонька, стоявший на носу, вдруг повернулся быстро к казакам, сидевшим в гребях, и махнул рукой.

— Тихо, вы! — шепнул он сердито на них. — Али не слышите?

Оба казака умолкли, перестали грести и, вытянув шеи, стали вслушиваться.

Со стороны зимовья доносились голоса. Явственно было, что там кто-то есть. Но кто — разобрать нельзя было.

— Может, наши? — промолвил один из казаков.

— Нет, — решительно мотнул головой Афонька. — То не наши. Давай без шума под берег гребитесь. Вон туда, в кусты самые.

Раз, раз, раз… Почти не плещущи, заработали весла в сильных руках. Под носом лодки зажурчала вода. Еще несколько раз взмахнули гребями казаки, и Афонька, пригнувшись на носу, ухватился за низкие ветки кустов. Лодка уткнулась в угористый берег.

— Сидите здесь тихо, — велел Афонька казакам. — Да пищали на бой изготовьте. А я сейчас через мысок напрямки к зимовью крадчись дойду. Сведаю, что за люди там объявились. Здесь, на пряму-то ежели, так недалеко. Слышите — колготят.

Голоса были слышны хорошо, и уже теперь можно было различить — не русские голоса.

— Ежели какое дурно учинится али опасное дело будет, я по-сохатиному три раза взреву, и вы тогда, меня не дожидаючись, отходите назад вверх по реке до того места, на котором великая сосна стоит. Помните? Еще там под самым берегом камни-валуны лежат. Помните ли?

— Ну как же, помним!

— Вот у тех камней и ждите меня до света. И не спите враз оба, а в черед. Чтоб один на карауле беспременно был. И огня не разводите. А лодку, ежели можно, за камни заведите, укройте, чтоб ни с воды, ни с берега приметно не было.

— Дык, погодь, Афонька, — вдруг зашептал Костька. — Сам ты один куды к черту в пекло попрешь? Уж давай все вместе пойдем али туды, — и он махнул в сторону зимовья, — али туды, — и он указал вверх по реке.

— Мели, мели — вместе! Нельзя вместе. Сказано — я один тайно пройду, сведаю — чо там и как. Коли не опасно, я вам сбазлаю [47] Базлать — кричать. , мол, сюды идите. А коли чо не так, то сохатым три раза взреву, и вы тогда ходу отсюда, как я велел. Ну все, времени боле нет. Скоро вовсе темь падет. Так чтоб мне в чащобе в сторону не сбиться.