Майт Метсанурк - На реке Юмере

Процессия спустилась в ложбину, а затем подня­лась на холм, где темнела священная роща. Обогнув ее, люди направились по широкой дороге к сере­дине рощи. Там, на кругу, окаймленном толстыми березами, был разложен большой, высотой по грудь, костер из сухих стволов и сучьев. Воины выстрои­лись вокруг него и при свете высоко поднятых горя­щих факелов опустили носилки на сухие стволы и сучья. За воинами стоял народ из семи селений: сгорбленные старики в меховых шапках, старухи, закутанные в черные шали, молодые женщины в бе­лых платках и в желтых, с черной каймой шалях на плечах.

Велло вышел вперед и, не снимая шлема, встал возле костра, прямой, как ель, опер копье о землю и заговорил. Голос его звучал монотонно, как-то жалобно-зло и певуче. Он напомнил об обиде, кото­рую нанес Кямби его сестре, сказал о разбойничьих набегах, совершенных этим жестоким человеком. И хотя в Алисте и Сакале все было известно, никто никогда не решался громко заикнуться об этом. Люди почитали Кямби за его богатство, нажитое грабежами, звали к себе в гости, ходили к нему са­ми — и все потому, что он был богат, мог на славу накормить и напоить в своем великолепном доме, мог поднести дорогие подарки.

Плохо обращаться с Лейни Кямби посмел, вероят­но, потому, что Мягисте — маленькое, что здесь нет большой дружины, а значит, можно и не бояться наказания.

— Он свое получил, — с угрозой сказал Велло. — Да будет это наукой и другим!

Он стал расхваливать своих воинов за храбрость и бесстрашие. Берите пример с тех, кто погиб в сра­жении, не миритесь с несправедливостью, не бойтесь жестокости богатых и насилия могущественных, не допускайте, чтобы кто-то позорил вас и ваших роди­чей. Людям Мягисте не по душе, если кто-либо изде­вается над слабым, обижает малого, притесняет бед­ного.

— Души павших отойдут к предкам, и те примут их как героев.

Велло подал знак. Люди с факелами приблизились и запалили костер. Затрещали сухие ветки, поднялся серый дым и скрыл тела от взоров окружающих.

И вот уже вместе с дымом взметнулись кверху языки пламени, подобно покачивающимся на ветру желтым ирисам, и весело затрещали сухие стволы.

Вернувшись домой, Кахро тотчас же разыскал в амбаре мази и натирания, а Малле достала чи­стую холстину для перевязки. Искусный в лечении и загова­ривании Кахро обошел вместе с Вайке всех раненых, почистил и перевязал им раны.

Велло хотя и хромал, однако на следующий день после сожжения павших тоже навестил вместе с Малле всех раненых, отнес им бронзу и се­ребро из добычи, захваченной у Кямби, выделил им всякой снеди, утешил и подбодрил. Все были горды, что пострадали в битве, которая закончилась так победно, и спрашивали — скоро ли снова в поход.

Навестил старейшина и родичей павших и щедро одарил их.

Еще накануне велел он отвести в каждое селение по быку из своего хлева, чтобы помянули павших.

Поминки справили той же ночью, по возвращении из священной рощи; на огне костров, разожженных во дворах, жарили мясо, и, так как погода была мяг­кой, тут же ели его.

Люди побогаче наварили меду и пили его вместе с гостями; перепало также слугам и служанкам. На почетных местах восседали те, кто ходил в Саарде, и не было конца их рассказам об этом двухдневном походе. Чем больше они пили меду, тем отважнее становились их дела, тем больше превозносили они Велло и самих себя. Старейшине следовало бы, говорили они, вновь повести их в такой же военный поход, все равно куда, к своим или чужим, лишь бы сразиться, как подобает воинам, и захватить сколько-нибудь добычи.

— Всю добычу старейшина, однако, забирает се­бе, — замечали те, кто не ходил в Саарде и кого Рахи настроил на свой лад.

— Придется с ним потолковать, — отвечали та­ким.

— А что толковать — он старейшина, его слово последнее! — не унимались те, кто поддался наго­ворам Рахи.

— До тех пор старейшина, пока мы не против. Завтра же можем выбрать другого.

Впрочем, это было больше бахвальством, нежели угрозой.

У старейшины поминки справляли тихо. Для слуг и служанок забили бычка и сварили меду, но ни песен, ни шума на нижнем дворе слышно не было. Велло заглянул к слугам; не присаживаясь, отведал вместе с ними яств, выпил меду из одной с ними кружки и вскоре удалился, сославшись на усталость. Зашел он и к служанкам. Сам Велло поминок не справлял под предлогом недомогания, но действи­тельной причиной был траур сестры по сынишке. Даже смех Оття, доносившийся то со двора, то из комнаты Велло, раздражал Лейни, хотя смех этот не был ни грубым, ни чрезмерно веселым.

У Ассо вместо поминок устроили тихую трапезу. На нее были приглашены только Велло и Киур.

Проезжая в сумерках верхом мимо дома Рахи, старейшина услышал там шум и крики. Огромные псы с сердитым лаем выбежали из ворот, стали пры­гать перед мордой лошади и норовили схватить ста­рейшину за ноги. Из дома вышли люди; слышно бы­ло, как они разговаривали приглушенными голосами, науськивали псов и в конце концов громко расхохо­тались.

Велло, стиснув зубы, стал размахивать мечом, от­гоняя псов. До него отчетливо донесся смех Рахи, но он не оглянулся.

Придется разобраться с этим человеком, подумал старейшина. Как раз сегодня Киур сообщил, что Рахи и не помышляет отдавать бедняку барана. "Пусть только попробуют взять!" — грозился он.

Ассо чистил на дворе лошадей, когда приехал Вел­ло. Меховая шапка на голове сельского старейшины была сдвинута на затылок, на бритом лице блуждала задумчивая добрая усмешка. Губы были слегка при­открыты, и это делало его лицо еще добрее. В руке Ассо держал белую щепку, которой скреб лошадь.

Лошади были слабостью Ассо, он скупал их, уха­живал за ними, старался, чтобы они были гладкими и упитанными, и готов был ехать за ними на самую дальнюю ярмарку. Сейчас на его дворе стояли две молодые гнедые кобылы, один чалый мерин, рыжий жеребец и вороной жеребенок.

Почуяв приближение чужой лошади с всадником, они запряли ушами, заржали и стали беспокойно скрести копытами снег.

Во дворе появилась Лемби, улыбнулась, поздоро­валась и пригласила гостя в дом. Ассо со своими ра­ботниками повел лошадей на конюшню.

Лемби глядела на старейшину ласковее, чем обыч­но, осведомилась о здоровье. Рядышком они напра­вились к дому.

— Слыхала, как ты сражался с Кямби. Ох, как было, наверное, страшно! — молвила Лемби.

— Кроме нас двоих никто этого не видел, — от­ветил Велло. — У других были еще более жестокие схватки.

— Ты хромаешь! Говорят, у тебя все лицо было в крови... — продолжала Лемби.

Они вошли в дом. В комнате стоял полумрак. В очаге пылали угли. Велло вдруг почувствовал себя здесь так хорошо, что ему захотелось сказать что-нибудь такое, что связало бы их.