Майт Метсанурк - На реке Юмере

— Лемби, — начал он, дотрагиваясь до ее руки. Они стояли почти вплотную друг к другу. — Лемби, скоро наступит весна...

Он ничего больше не сумел сказать и замолк, бес­помощный и растерянный. Здесь он уже не был ста­рейшиной Мягисте.

— Когда наступит весна... — снова начал он, воспламеняясь.

— Весна наступит скоро, — проникновенно отве­тила Лемби и, кликнув служанку, велела ей при­нести огня.

Велло облегченно вздохнул.

— Здесь довольно тепло, — сказал он и поднял руку. — Особенно под потолком.

— Дымовое отверстие открыто — скоро станет прохладнее, — ответила Лемби, и голос ее дрожал.

Вошла служанка с лучиной и вставила ее в щель. Лемби взяла у гостя головной убор и меховую накидку. Потом они уселись на лавку и стали гово­рить о раненых, по очереди вставая, чтоб обломить обуглившийся конец лучины или заменить ее новой.

Вскоре пришли Ассо и Киур. Киур, как всегда, был немногословен и резок. Все расселись на лавке, и Лемби принесла меду; Велло стал шутливо расска­зывать, как его встречали и провожали, когда он проезжал мимо дома Рахи.

Киур слушал со строгим выражением на худом лице и плотно сжатыми губами.

— Решение, которое я вынес, еще не выполне­но, — сердито сказал он.

— Несколько строгое решение, — заметил Велло.

— Не ты ли оставил меня вместо себя, чтобы я вел дела и вершил суд, как ты?

— Это так... — согласился Велло.

— Тогда придется взять у Рахи барана и отдать бедняку, в чьем доме он бесчинствовал! Иначе не будут уважать ни старейшину, ни того, кто его заме­щает, — рассердился Киур.

— Хорошо, завтра пошлю к нему людей, — ска­зал Велло.

— Этот человек должен рано или поздно уйти отсюда, — продолжал Киур. — Не то он натравит псов на все Мягисте! Чтобы рос хлеб, надо беспо­щадно вырывать сорняки!

Велло хотел править в Мягисте по-хорошему, за­воевывать сердца добротой и мягкостью. Но теперь он понимал, что кое с кем придется поступать иначе, и даже был рад, что встретил поддержку.

Пришла служанка, поправила лучину. Лемби вы­шла в другую комнату.Мужчины сидели прислонившись к стене и пооче­редно потягивали из кружки мед. Огонек лучины трепетал, грозя порой совсем потухнуть, и тогда ком­ната на мгновение погружалась в полумрак.

Закинув ногу на ногу, Ассо рассказывал о семей­стве Рахи. Его отец еще ребенком был взят в плен где-то в Латгалии и привезен сюда. Мальчик рос бо­лее живым и озорным, чем его сверстники. Взрос­лым он стал сварлив и жесток, но зато в военных походах, особенно когда ожидалась добыча, всегда оказывался первым. Во время одного из набегов, предпринятых совместно с дружиной Сакалы в да­лекую Латгалию, а может быть даже и за Вяйну, в землю селов, он захватил там в плен молодую де­вушку, привел ее домой и женился на ней. Эта жен­щина превосходила старого Рыжеголового в силе, а еще больше в жестокости и грубости. Она била дере­венских женщин, да и мужчин, кто послабее, и не делала разницы между чужим и своим имуществом, если ей это было выгодно. Награбленное добро поз­волило старому Рыжеголовому приобрести гак зем­ли, дом и скот. У него родились три сына, и когда они оторвались от материнского подола, с раннего утра и до поздней ночи за три мили вокруг слышал­ся их крик. А когда они подросли настолько, что могли поднять с земли дубинку или с поля камень, остальные ребята нередко приходили домой с окро­вавленными головами. Впрочем, об этом Велло знал и сам.

Старшему сыну Рыжеголового — Рахи, было те­перь лет сорок, и по-своему он уже прославился далеко за пределами Мягисте. Время от времени, чаще зимой, он собирал отряд таких же, как он, го­ловорезов и вместе с братом, верхом или на санях, отправлялся куда-нибудь в лес, поближе к большой дороге. Там он нападал на возвращавшихся с яр­марки либо на обоз с товаром, убивал тех, кто ока­зывал сопротивление, и темной ночью возвращался с добычей домой. Во время такого разбойничьего набега погиб один из братьев.

— Мало разве у твоего отца было неприятностей из-за этого, — обращаясь к Велло, молвил Ассо. — Приходили сюда жаловаться и из Пскова, и из Хол­ма, и из Риги, и с побережья, из Метсеполе, шли с жалобами в Алисте, шли к старейшинам Сакалы и Уганди. А те хоть бы что! Вот откуда богатство у Рыжеголового. Семян в борозду Рахи не бросает, хлеб не убирает, в лес ходит редко, а пирует вовсю, да и сельских старейшин может подкупить щедрыми дарами.

Вошла Лемби, неся на большом глиняном блюде хлебные лепешки, — на каждой тонкие ломтики копченой дичи. Блюдо она поставила на низкий че­тырехугольный стол посреди комнаты.

Только все стали рассаживаться вокруг стола на мягких лосиных и волчьих шкурах, как пришел куз­нец.

Это был человек, которому перевалило за пятьде­сят; он был небольшого роста, худощавый, но широ­кий в плечах, с сильными руками. На его лице ле­жала печать преждевременной старости, в уголках мясистых губ таилась усмешка. Его густые каштано­вые волосы, зачесанные назад, высоко поднимались надо лбом, брови были длинные и густые, нос круп­ный. Был он желанным гостем, хотя ко всем прихо­дил незваным. Женщинам он очень нравился, гово­рили, будто по ночам они бегают к нему и он поит их колдовскими напитками, добытыми у купцов.

— Теперь люди у нас с оружием, кузнецу работы хватит... — молвил Ассо и указал гостю место на шкуре подле стола.

— Не хитрое это дело — ковать топор, — с уста­лой усмешкой ответил кузнец. — Силу надо иметь в руке и только.

— А какое дело, по-твоему, хитрое? — спросила Лемби, которая как раз вошла в комнату с кувши­ном меду.

— Какое?.. Разукрасить серебряную рукоять меча или золотую брошь — это совсем иное дело. В Риге у меня было много такой работы, — расхвастался кузнец.

— Мечи с серебряными рукоятками не нужны нам, — сказал Киур. — Нам подавай топоры и ост­рые копья, мечи и ножи.Разговор перекинулся на Ригу. Кузнец прожил там лет пять, работал у оружейного мастера на рыцарей и крестоносцев. Он часто бахвалился этим; вот и сегодня тоже.

— Другой народ там! — воскликнул он, сделав изрядный глоток меду. — И другая жизнь. Того нет, чтоб по вечерам люди скучали. Можешь пойти в питейный дом, в винный погреб, посидеть с друзья­ми до полуночи. Всегда найдутся славные де­вушки...

— Мы давно слышали от Оття, как там живут! — прервал Велло. — Как там рыцари награбленное добро проматывают.

— Это верно, — согласился кузнец, — а ты по­гляди, какие у рыцарей доспехи, какое оружие, куб­ки, да все, чем полны их дома. Разве у нас есть что-либо подобное? Да, там — жизнь!

— А за чей счет живут эти грабь-рыцари, их ору­женосцы и жулики-купцы? — ожесточаясь, восклик­нул Киур. — За счет и нашего народа!

— Так уж повелось, — согласился кузнец. — Что поделаешь! Конечно, тому, кто беден, трудно жи­вется. Почему нам так приятно сидеть и лежать здесь сейчас? У Ассо кое-что есть! Он может устлать пол своего дома шкурами. Он может всех нас на­кормить дичью, напоить медом — и все потому, что у него кое-что есть. Тут я не вижу ни одного работ­ника или раба из шалаша в лесной глуши. Даже я вынужден был прийти незваным.