Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Говорят, что камнем преткновения налаживания нормальных отношений с буржуазными странами является наш советский строй, коллективизация, борьба с кулачеством, антирелигиозная пропаганда, борьба с вредителями, изгнание Беседовских, Соломонов, Дмитриевских и т. п. Но это уж становится совсем забавным. Им, оказывается, не нравится советский строй. ( Смех. Аплодисменты. ) …Кто не хочет считаться с нашей Конституцией — может проходить дальше, на все четыре стороны. Что касается Беседовских, Соломонов, Дмитриевских, то мы и впредь будем выкидывать таких людей, как бракованный товар, ненужный и вредный для революции. Жернова нашей революции работают хорошо.

Сталин дважды повторил эти имена — запоминайте, дескать, крепче. Изменников надо знать поименно.

Сталин отлично понимал, что Троцкий — опасный и сильный враг. Такой сильный, что — невероятное дело! — Сталин первый и последний раз в жизни дрогнул — не рискнул сразу же уничтожить его физически.

Зато началась хитрейшая игра — «беглецы-мемуаристы».

Спасшиеся от «советского ада» и «бежавшие» на Запад высокопоставленные чиновники-партийцы стали почти одновременно печатать воспоминания, написанные явно талантливой рукой и как по шаблону: «Сталин, может, и азиат, да любит народ, и тот платит ему взаимностью. Троцкий — подлец и чуждый людям тип».

Впрочем, вернемся к «забракованному» Сталиным «товару». Первым вождь в своем списке помянул Григория Зиновьевича Беседовского. В парижском издательстве «Мишень» он выпустил книгу «На путях к термидору. Из воспоминаний бывшего советского дипломата» (1931) — в двух объемистых томах.

Он писал «о новой вспышке левого фразерства Троцкого, угрожающего снова крестьянству своими неоаракчеевскими бреднями. Надо надеяться, что в результате борьбы с троцкизмом вырастет в партии правильное понимание интересов крестьянства. Это понимание уже прорывается наружу. Оно сквозит в некоторых выступлениях Бухарина, Рыкова, Калинина».

Великий вождь, любивший точность и конкретность, на этот раз несколько погрешил против истины (не умышленно ли?). Г. Беседовский и С. Дмитриевский не были «выкинуты» из пределов социалистического отечества. Они, дипломаты и торговые работники, по своей инициативе остались на Западе. И — как сговорившись (чудное совпадение!) — напечатали там мемуары. (Утверждать, что « написали там», — рука не поднимется, факт этот автором не установлен.)

Годом прежде в том же издательстве появилась книга другого беглеца, Георгия Соломона, «Среди красных вождей. Лично пережитое и виденное на советской службе».

Соломон, по его словам, был близким другом Льва Красина, работавшего торгпредом в Англии, а с 1921 года ставшего наркомом внешней торговли. Именно от него Соломон узнавал различные пикантности большевистского бомонда.

Красин говорил Соломону:

— И знаешь, у кого особенно шея чешется и кто здорово празднует труса, — это сам наш «фельдмаршал» Троцкий. И если бы около него не было Сталина, человека хотя и не хватающего звезд с неба, но смелого и мужественного и к тому же бескорыстного, он давно задал бы тягу… Но Сталин держит его в руках, и, в сущности, все дело защиты Советской России ведет он, не выступая на первый план и предоставляя Троцкому все внешние аксессуары власти главнокомандующего… А Троцкий говорит зажигательные речи, отдает крикливые приказы, продиктованные ему Сталиным, и воображает себя Наполеоном, расстреливает…

Ощущение такое, что все это было сочинено в идеологическом отделе ЦК ВКП(б).

Теперь о другом деятеле, которого вдруг потянуло к мемуарному жанру.

С. Дмитриевский работал в самом аппарате Центрального Комитета, многое знал лично, а не понаслышке, да и литератор он весьма способный. В стокгольмском издательстве «Стрела» у него вышли две любопытные книги — «Судьба России» (1930) и «Сталин» (1931).

Тон книг серьезный и грустный.

«Если мы приходим к твердому убеждению, что дело не в маленьких недостатках механизма, не в отдельных уклонах и ошибках, но во всей политике власти, в системе, в идеологии, — если мы вдруг после мучительных наблюдений открываем, что вместо новой постройки нам преподносят выкрашенный крикливой краской дряхлый и гнилой азиатский балаган, — что мы должны делать тогда? Мы должны твердо сказать: пусть негодные строители убираются и уступят место другим, которые лучше знают и понимают подлинные нужды народные. А если нам замыкают рот, если за малейшую попытку протеста мы должны делать прогулки во внутренние и иные тюрьмы, в Нарым, в Туруханск, то мы должны найти возможности и пути для организации борьбы с режимом».

Впрочем, Бунин, купивший в доме 13 по рю Бонапарт в книжном магазине Якова Поволоцкого «Судьбу России», подчеркнул толстым красным карандашом другое место, на страницах 202–207:

«Подведем итоги. Расставим по полочкам наших вождей. Это многое уяснит.

И Ленин был диктатором. Без диктатора не обходилась ни одна большая революция… Но диктатор диктатору рознь. Ленин сумел стать вождем нации. Ленин шел к либерализму…

Троцкий — типичный вождь мирового люмпен-пролетариата, босяцкий мессия, без родины, без корней в какой бы то ни было организованной общественной среде. Он одинаково далек и чужд и организованному промышленному пролетариату, и крестьянству. Подлинной жизни масс он вообще не знает. Всю свою жизнь он занимался строительством из воображаемых «кирпичей» будущего. В слишком большой отвлеченности, в неумеренном эгоцентризме, в отсутствии общественных и национальных корней причина всех его неудач.

Сталин — убежденная, но тупая сила. В его натуре много сходства с Робеспьером — с той только разницей, что тот был европеец, а Сталин — азиат. Он натянул вожжи диктатуры до крайности — и сам себя запутал в них. Он обезличил все в стране, уничтожил самостоятельность классов, все отдал в руки аппарата, состоящего из деклассированных и общественно нечестных людей. Стал, сам того, может быть, не желая, вождем и мессией русского люмпен-пролетариата, и в русской мировой революции видящего только месть прежним господам жизни…»

И все же Сталин — свой, от него веет народным духом, он умеет говорить на понятном любому мужику языке. Иное дело — Троцкий.

В «Сталине» Дмитриевский утверждает: «Вся система идей Троцкого, как и люди, ее отстаивавшие, были глубоко чужды и глубоко враждебны русскому народному сознанию… Лишь самые незначительные группки молодежи, по преимуществу не русской, продолжали пережевывать его идеи. Так Троцкий был отброшен от власти».

…И Красин, и Зиновьев, и Луначарский, и Губерман (известный как Ем. Ярославский. — В. Л.) , и тысячи других служили режиму Октябрьской революции. Они налипли на тело новой государственности, как мухи налипают на сладкий пирог. Не верили, ненавидели — и все-таки служили. Ибо ненавистная революция ненавистного народа дала им жирные куски, почетные места.