Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

На седьмой день «Спарта» вошла в Босфор. Прошли мимо военных фортов Эльмонс, Тели-Табия, и наконец открылся сказочный Константинополь.

Впервые Бунин побывал здесь в 1903 году. Башни Гала-ты, дворец Долма бахче, колонна Феодосия, лавры, мирты, махровые розы и весь загадочный мусульманский мир произвели на писателя чарующее впечатление.

Нынешний визит на турецкие берега был тринадцатым. И самым несчастным.

К Константинополю подошли в ледяные сумерки. Дул пронзительный ветер. В каютах было холодно и сыро, а на душе отвратительно. Казачий офицер, подпевавший прежде Рабиновичу, поднялся на верхнюю палубу и застрелился. Труп спешно завернули в простыню и опустили за борт, а матрос замывал шваброй кровь с палубы.

Дни, проведенные в Константинополе, на всю жизнь остались кошмаром в памяти писателя. С борта парохода турецкие власти всех прибывших направили в каменный сарай — под душ ради дезинфекции.

— Мы «бессмертные»! — закричал Бунин, имея в виду, что он сам и Кондаков — члены Российской императорской академии.

По мнению Ивана Алексеевича, доктор, направляющий под душ в холодный сарай, вполне имел право сострить: «Тогда вы не умрете от простуды!» Но он ничего не сказал, но милостиво освободил академиков от сей тяжелой повинности.

Всех прибывших направили ночевать на окраину Стамбула, туда, где начинаются так называемые Поля Мертвых. Разместили беженцев в какой-то руине. Окна были выбиты, и холодный ветер свободно гулял по полу, на котором скорчились беженцы, в полной к тому же темноте.

Уже утром они узнали, что эта руина еще недавно была прибежищем прокаженных. Одна из эмигрантских газет писала:

«Константинополь переполнен русскими… Материальное и правовое положение их ужасно. Бесконечная чересполосица союзных властей, десятки виз, формальных придирок, стояние в хвостах перед канцеляриями и т. п. сильно осложняют малейшее передвижение русского гражданина.

В особенно трагическом положении находятся женщины. Чтобы не умереть с голоду, многие из них вынуждены заниматься проституцией».

Не легче русским было и в других странах.

«Положение беженцев из России в Литве отчаянное… Министр внутренних дел Драугялис заявил, что ни русского государства, ни русского народа больше не существует. В Англии русских держат под арестом, пока не представится случай к выселению их из страны…»

«Десятки русских беженцев, пробравшихся в Румынию, сообщают о неприветливом, а иногда и грубом отношении румынских властей к ним».

«За последние месяцы русская колония в Швейцарии значительно сократилась. Дороговизна жизни и высокий курс швейцарских денег побудили многих русских уехать…»

Куда? Бежать было некуда. Самые отчаянные сумели добраться до Бразилии. И вот пришло сообщение: русским дают лишь самую черную работу.

Бунин держал курс на Францию.

Переночевав на свежем воздухе Полей Мертвых, Бунин решительно сказал:

— Вера, надо уезжать, и чем быстрей, тем лучше! Но почему не идет Назаров? Да и сумеет ли нас отыскать?

Еще с борта парохода, когда «Спарта» пришвартовывалась к причалу, но пассажиров не выпускали на берег, Бунин с матросом отправил краткую записку доктору Назарову. Бумаги не нашлось, так что Бунин использовал свою визитную карточку. На ней напечатан одесский адрес: «Иван Алексеевич Бунин. Почетный академик. Княжеская, 27, тел. 18–21». На обороте академик нацарапал карандашом: «Дорогой Иван Степанович, помогите, выручите нас с Верой Ник.! О нашем положении Вам расскажут. Ваш Ив. Бунин ».

И вот Иван Степанович появился в Полях Мертвых. Изящно одетый в европейский костюм, в шляпе с широкими полями, доктор был деятелен и улыбчив. Внимательно, словно пациента, выслушал сетования Бунина.

Затем утешил:

— Пусть виза вас не беспокоит, считайте, что она лежит у вас в кармане. Пройдемся по древнему городу!

— С удовольствием! — Повернул лицо к жене: — Вера, оставайся на часах, сторожи наш багаж. А куда пойдем?

— В «российскую провинцию» — районы Пера и Галата. Нынче наших соотечественников там живет больше, чем турок.

Они пробивались в толпе от туннеля до площади Таксима.

Повсюду раздавалась русская речь. Беженцы наполняли все улочки и закоулки, плотной стеной стояли вдоль Галатского моста. Все что-нибудь продавали — от роскошного дамского манто до нательного крестика, от плиток шоколада до принадлежностей мужских и дамских туалетов.

— Господа угостят даму папиросой?

Перед Буниным стояла миловидная интеллигентная шатенка с высоко взбитыми волосами, большими серыми глазами. Ей было лет двадцать пять. По дрожащему голосу и зардевшемуся лицу Бунин понял: «Как тяжело ей дается профессия продажной женщины!» На шатенке было надето еще неплохое пальто, однако из легких, не по сезону, туфель едва ли не торчали пальцы — так они были сношены.

Бунин смутился, спросил:

— Вы откуда?

— Наше имение было в Мытищах, по соседству с графом Аполлинарием Соколовым. Слыхали, поди, такого?

Бунин остановил лоточника со сладостями, купил большую плитку шоколада, протянул шатенке:

— Возьмите, пожалуйста!

Шатенка застенчиво улыбнулась:

— Спасибо! Оставлю своим детям…

— Сколько их тут, бедняжек, — вздохнул Назаров. — У многих семьи погибли в России, другие отстали от своих. Визы не дают на выезд. Голод толкает на панель. А есть и такие, что кормят своим заработком и мужа, и детей.

— Хочется плакать, да слез больше нет, — произнес Бунин. — Вот что сделали большевики, мастера по устроению «счастливого будущего».

Назаров возразил:

— Большевики разыграли лишь финальную сцену. А начали эту трагедию декабристы, потом продолжили социалисты и всякие террористы.

— И российская демократия им всячески помогала, — согласился Бунин. — Все призывала «свергнуть иго деспотии». Одни литераторы, десятилетиями с ненавистью писавшие про «кровопийц-помещиков», сколько вложили труда в разрушение России! Вот, сукины дети, добились своего.

Они пошли дальше, на каждом шагу встречая обломки былой России: крестьян — без деревень и сел, священников — без приходов, учителей и профессоров — без гимназий и университетов, бывших солдат и офицеров — без армии, землевладельцев — без владений, фабрикантов, лишившихся заводов и мастерских, обнищавших промышленников, торговцев, банкиров…