Валентин Лавров - Катастрофа. Бунин. Роковые годы

— Но ведь все эти люди кормили, поили и одевали Россию. И делали это прекрасно!

— И мало кто выберется из этого турецкого ада! — сказал Назаров. — Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем русскому получить визу на выезд. Впрочем, к вам это не относится. Я разговаривал с Агапеевым. Он все обещал сделать…

Потом, несколько замявшись, со смущением произнес:

— Иван Алексеевич, вот вам… в долг. Когда обоснуетесь — отдадите, — протянул английские «паунды» — фунты стерлингов.

Бунин отшатнулся как ошпаренный:

— Только не это! Наличных и впрямь у меня мало, но я не беден… У меня есть ценности.

Друзья расстались. Ивану Степановичу следовало спешить на прием больных. Дела у него действительно шли успешно.

Зимнее солнце в багряном ореоле медленно склонялось к горизонту. Золотые купола мечетей сияли под его лучами несказанной красотой.

Давно нагулявший крепкий аппетит, Бунин решил перекусить. Он долго выбирал среди множества кафе и ресторанчиков подходящее заведение и, конечно, попал впросак, остановившись перед роскошной зеркальной вывеской: «Русский ресторан „Зеленая лампа“».

Швейцар, двухметровый гигант с заметной военной выправкой, услужливо распахнул перед ним массивную резную дверь.

Едва шагнув в полутемный зал, Бунин сразу понял, куда он попал. Все присутствующие делились на две категории. Одни — меньшинство — сидели за столиками с вином и фруктами. Их одиночество скрашивали дамы известного разбора. Дамы были все русские. Их гости — и русские, и турки.

Но зато другая группа посетителей была куда живописней и почти полностью состояла из турок. С азартом и южным темпераментом они резались… в лото!

— Вы кушать или… — согнулся вышколенный метрдотель с большим кадыком и рачьими глазами. Его лицо показалось Бунину знакомым.

— Вы из Москвы? — поинтересовался писатель.

Метрдотель широко улыбнулся:

— Так точно! Неужто вы меня вспомнили?

— В «Альпийской розе» на Софийке?

— Конечно! И я вас отлично помню. Вы к нам с Федором Ивановичем захаживали, и другие господа хорошие были с вами. Тех я не знаю по именам, а Федор Иванович раз пел на весь зал.

— «Очи черные»…

— Точно так! Эх, где теперь те времена… — Собеседник Бунина тяжело вздохнул. — А у нас тут, извольте видеть, лотошное казино. Туркам по душе русская забава пришлась. Ну и другие предоставляем услуги…

— Дамы из хороших семей?

— Всякие есть. Да им у нас лучше, чем клиентов в подворотнях ловить. Номера у нас на втором этаже, чисто все, белье каждый раз меняем. Нас хорошо знают, а вы, видать, в Константинополе новенький?

— Новенький! Рад был увидать вас. Я в другом месте пообедаю. Будьте счастливы!

Метрдотель нагнал его в дверях, тихо спросил:

— Большевиков скоро прогонят? Каждый день жду — под зад коленом дали этим паразитам аль нет? Надоело здесь, глаза не глядят на эту Туретчину, тьфу ее! Да еще турчанки за мужьями повадились сюда шастать, лаются, в морду нам плюют. Истинно говорю, собачья жизнь!

Морально-бытовое разложение правоверных вызвало панику среди турецких женщин. Уже в Париже 11 мая 1921 года Бунин прочитал в «Последних новостях» о гневном послании турчанок, с которым они обратились в константинопольский муниципалитет. Вот этот душевный вопль: «Русские эмигранты разрушили патриархальный быт, созданный велениями Корана и державшийся тысячелетиями. 1950 русских — владельцев и служащих — организовали „лотошные клубы“. Турки же с раннего утра стремятся покинуть семью и бежать в ненавистные их женам и детям места растления, точно муравьи, облепившие улицы Стамбула. Только к рассвету возвращаются они без денег и стыда».

Турчанки требовали немедленного закрытия «лотошных клубов». Что и было вскоре сделано.

…Вкусив стамбульской экзотики, Бунин поспешил к начальнику контрольно-паспортного пункта генерал-лейтенанту Николаю Еремеевичу Агапееву, бывшему окружному интенданту Кавказского военного округа.

Контрольно-паспортный пункт в Стамбуле напоминал вражескую крепость, которая вот-вот рухнет под могучим напором наступающих. Толпы требующих визу на выезд в различные европейские державы заполнили двор русского посольства, проникли в приемную и пытались взять штурмом кабинет начальника пункта Агапеева.

Однако Николай Еремеевич, вопреки своему интендантству, был отчаянным храбрецом — в свое время врукопашную ходил на японцев. Но теперь двери почему-то не растворял и на глаза разбушевавшейся толпе не показывался.

Помощник Агапеева, красивый хрупкий поручик, заслонил спиною двери.

— Назад, господа! — горячился поручик. — Начальник занят. Когда освободится — выйдет к вам. Назад! — И он, подталкиваемый наседавшей толпой, то и дело хватался за кобуру, не решаясь вытащить оружие. Он помнил завет своего обожаемого начальника: «Замахнулся шашкой — руби! Вытащил револьвер — стреляй!»

Большой красивый портрет бывшего императора Российского государства Николая II, снятый со стены после мартовской революции и вновь водруженный на свое место после октябрьского переворота, кто-то неосторожно сдвинул в сторону. По этой причине спокойное, не гармонировавшее с происходившей вокруг сутолокой лицо монарха приобрело несколько легкомысленное выражение.

— Стреляю! — отчаянно крикнул подминаемый толпой поручик и уже был готов привести в исполнение угрозу, но в этот драматический момент двери, уходившие чуть не под самый потолок, раскрылись. Стихшим соотечественникам явился сам Николай Еремеевич.

— Кто нарушает тишину? — строго произнес генерал и внимательно оглядел тех, кто мгновениями раньше рвался в его апартаменты. Громадные усы Агапеева, напоминавшие руль от велосипеда фирмы «Энфильд», грозно зашевелились. — Так вот, господа! Позвольте огласить новые правила получения визы во Францию. Впрочем, в другие страны, куда нас пока еще впускают, они такие же. Поручик, зачитайте! — И он протянул лист исписанной от руки бумаги.

Поручик откашлялся и, вполне сознавая важность своей миссии, напирая на низкие ноты в голосе, начал читать:

— «Право на визу получают три категории лиц. Первая категория: имеющие недвижимое имущество во Франции. Вторая: лица, чьи дети или близкие родственники уже имеют пребывание во Франции. И последняя категория: вызываемые на службу в русские учреждения этого государства».

— Все! — произнес генерал и вытер фуляром свое лицо, исполосованное боевыми шрамами, вопреки тому, что долгие годы служил на Кавказе по интендантской части (после ранения на войне с японцами слабо владел правой рукой). — Кто претендует на визу, прошу предъявить соответствующие документы.