Леонид Дайнеко - Железные желуди

Но Алехна не услышал или сделал вид, что не слышит Курилиных слов. Свобода, вино и белый слепящий снег сделали, казалось бы, невозможное: бывший вожак братолюбов воскрес прямо на глазах. Рядом были сестра и отец, перед ним был Новогородок, пострадавший от пожаров, но сильный и готовый постоять за себя, за спиной остались сырые и постылые стены темницы, и Алехна, расправляя плечи, словно вырастая над толпой, вдохновенно говорил:

- Хотите знать, каким я вижу наш завтрашний день? Мо­гучую державу вижу. Своими щитами она заслонит вас и ваших детей от чужеземцев. Как волшебный кубок святой Ядвиги, держава эта превратит затхлую воду поражений в сладкое вино побед. Верю, что не усохнет наш корень и не переведется наш род. Люди! Братья! Помогите мне сесть на коня и все, кто хочет, идите за мной: я покажу вам нечто такое, что вы обязаны увидеть, если желаете жизни и про­цветания Новогородку.

Курила Валун в изумлении внимал пылким словам не­давнего узника. В чем только душа держится, а смотри как заговорил.

Подвели коня, подбросили в седло Алехну, и в окружении большой шумной толпы он двинулся с детинца в посад.

"Князь да и только", - раздраженно думал Курила Валун, Но, ловя на себе счастливые взгляды Лукерьи, ощущая воинственное воз­буждение народа, он осмотрительно молчал.

Вдруг в мельтешении людских лиц Курила Валун заме­тил того, о ком чуть было не позабыл, отдавшись бурному ходу событий, - княжеского дружинника Веля. Тот тянул голову из толпы, ел глазами Лукерью.

- Стой! - вскричал Курила. - Стой, песье племя!

От его громоподобного голоса вздрогнули все, кто ока­зался поблизости: так ревет медведь, раненный стрелою не куда-нибудь, а прямо в глаз.

- Стой! - снова крикнул Курила.

Один только Вель догадался, к кому обращены слова человека-башни, и, само собой, не стоял на месте - ринулся в толпу, локтями и кулаками прокладывая себе дорогу. Курила Валун сообразил, что на коне тут не очень-то разгонишься, скатился с седла и припустил за убегавшим. Ноги у Курилы были длин­нее, воздуха в грудь он набирал больше, чем Вель, но того под­стегивал страх. "Догонит - хана", - думал он и бежал, шпарил изо всех сил. Но вскоре почувствовал усталость. И тут на пути возникла только что построенная каменная башня, как бы уси­ливавшая с юга земляной вал. Долго не размышляя, Вель шмыгнул в башню, протопал по дубовым ступеньками на верхний ярус. Почему-то подумалось, что Курила Валун не станет карабкаться следом и искать его там. К тому же повсюду высились приготовленные на случай осады кучи камней, лежа­ли массивные кругляши-катки, которые сбрасывают на головы атакующим. Вель взлетел на самый верх, затаился. Сердце би­лось, как перепелка в силках. А тут еще внизу забухали частые, уверенные шаги - Курила Валун бежал следом. Вель в смерт­ной тоске выглянул через узкую бойницу. Земля, убеленная снегом, была далеко - не спрыгнешь, как кот с дерева. Тогда Вель схватил холодный камень-голыш, вжался спиною в шер­шавую стену башни, перестал дышать. Вот взопревший Курила Валун, сдувая с усов горошины пота, показался над перекрыти­ем. Вель хватил его камнем по голове. Он целил в висок, вло­жил в удар всю силу, но в последний момент оступился сам. Это его и погубило. Курила устоял на ногах, лишь слепо замотал головой, орошая своей кровью дубовые доски.

- Ах ты, гадина смердючая! - прохрипел, сплюнул и схватил Веля за глотку. Тот в отчаяньи молотил его кулаками по голове, оцарапал щеки, но железные клещи Курилиных пальцев сжимались все сильнее, и наконец Вель испустил дух. Курила Валун о снежную бахрому изморози на стене обтер руки, потом - лицо. Подошел к бойнице: черная людская река уже втягивалась в посад.

Алехна привел толпу на отцовскую усадьбу. Легко соскочил с коня, по хрустящему снежку прошел вместе с Лукерьей к скрытой от улицы домом полуземлянке. Таких строений - врытых в землю небольших срубов с печками-каменками - в посаде было немало.

- Кондрат, отворяй! - громко произнес Алехна и ударил в приземистую дверь дубовой колотушкой, висевшей тут же на узком ремешке.

- Какой Кондрат? - заволновалась, загудела толпа. - Не­ужто Алехнин прадед? Говорили же, что он давным-давно на Афон ушел.

Какое-то время из полуземлянки не доносилось ни звука. Было похоже, что там все вымерли или вообще никто нико­гда не жил. Иные из толпы, едко посмеиваясь, начали уже расходиться.

- Выжил Алехна из ума, пока сидел в княжьей темнице, - говорили даже те, кто в свое время держал сторону братолюбов.

Тогда и Лукерья громыхнула в дверь колотушкой. На этот раз в полуземлянке как будто что-то прошуршало, скрежетнул засов, и на пороге встал высокий и широкопле­чий старец с белой, пушистой, как сугроб, бородой. На нем был кожаный, прожженный местами фартук. Ярко-синими глазами он приязненно оглядывал людей.

- Куешь, дед Кондрат? - спросил Алехна, обнимая ста­рика.

- А как же? Кую, - ответил Кондрат.

Увидев Лукерью, он еще больше посветлел лицом, радо­стно заулыбался, стал гладить ее по волосам длинными же­сткими пальцами. Только теперь наиболее осведомленные и башковитые из новогородокцев смекнули, что на усадьбе золотаря Ивана все это время работала тайная кузенка, в которой старый Кондрат ("Бессмертный Кондрат!" - вос­хищенно выкрикнул кто-то) лил и любовно отделывал же­лезные желуди.

- Пока Бог не потребует к себе мою душу, буду делать святое дело, - показывая целые пригоршни таких желудей и видя, что все горячо одобряют его работу, говорил ста­рик. - Прежде у меня был помощник, пацаненок Гришка, да сбежал от гари и духоты. И теперь я тут один обретаюсь. Железо плавлю из крицы в дымарке, разливаю по камен­ным формочкам, а потом довожу на шпараке и точиле.

А по усадьбе, по всей улице уже катилось:

- Бессмертный Кондрат! Бессмертный Кондрат!

Белобородый старец слышал эти возгласы, усмехался, говорил как бы самому себе:

- Богу труд угоден, вот я и стараюсь. Однако знайте, лю­ди: едва грядущей весной жито молодой колос выбросит, помру. Тело уже не хочет носить душу.

- Бессмертный Кондрат! - словно переча ему, выдохну­ли десятки грудей.

Растроганный старец трижды низко поклонился людям. Лукерья целовала его руки, в глазах у нее стояли слезы.

Вдруг из толпы выскользнул темноволосый юркий маль­чонка, потупленно замер рядом с Лукерьей.

- Гришка, где ты был? - обрадовался Кондрат.

- За Неман ходил, к своим. Соскучился, - виновато ска­зал мальчонка и, словно уже получил прощение, добавил: - Не помирай, дед Кондрат. Я тебе снова помогать стану, учиться у тебя...

- Ладно, Гришка, ладно... Время покажет, - взволнован­но проговорил старец, и в синих глазах его зажглось по солнышку. - Вместе будем ковать железные желуди.