Леонид Дайнеко - Железные желуди

Он взял Гришку за руку, прижал к себе. Так и стояли они, старый и малый, а народ все не унимался:

- Бессмертный Кондрат! Бессмертный Кондрат!

В этой череде событий разве что мельком кто-нибудь вспомнил о судьбе княжеских слуг, трупы которых спусти­ли под лед на Немане. Случись такое в присутствии самого кнчзя, рекой полилась бы кровь, полетели бы с плеч головы. Но Войшелка в Новогородке не было. Тремя днями ранее, сменив свое обычное убранство на грубый дорожный плащ, он с горсткой верных людей выехал в Полонинский монастырь к святому отцу Григорию. В пути вчерашнего князя перенял Глеб Волковыйский. В походном шатре с глазу на глаз проговорили с вечерних сумерек до рассвета. Они давно были побратимами, еще с той далекой зимней ночи, когда поклялись во взаимной дружбе и верности и скрепили клятву неманской водою. А какие тайны между побратимами?

- Что тебе взбрело, князь? - взволнованно начал Далибор. - Монахом решил заделаться! Но зачем, зачем?

- Ради спасених нашей державы, - очень серьезно ответил Войшелк. - И ты, как истинный сын русинской земли, поможешь мне. Ты же твердо веришь, что только вместе, сообща Новогородокская земля и Литва смогут выжить?

- Твердо.

- Я так и думал. Спасибо тебе, князь, - Войшелк положил руку Далибору на плечо. - Но для того, чтобы наша держава жила и крепла, над нею и ее сынами должен воссиять единый бог. Союз языческой Литвы и православного Новогородка может, увы, дать трещину. Я рассчитываю найти в Полонинском и Афонском монастырях мудрых и грамотных монахов, привезти их и наш край и на Немане, между Новогородокской землей и Литвою, вознести святую обитель. Из нее пойдет по всей державе свет христианской веры, ибо там станут денно и нощно трудиться радетели о человеческой душе и летописцы.

- Летописцы? - загорелся Далибор.

- Именно! Нельзя народу жить без своих летописцев. Это - как весна без птичьих несен и ручьев,

Помолчали. Хлопал гонким полотном шатра ветер.

- Трудные времена ждут нас, - вздохнул наконец Далибор. - Купцы с юга приносят нести: Бурундай собирает бесчисленные рати, чтобы ударить по Литве и Новогородку. Татар в степях, что саранчи.

- Вот потому-то я и ищу союза с галицкими и волынскими князьями, потому и отдаю новогородокский стол Роману Даниловичу, - с горечью сказал Войшелк. - Народ кричит, будто я тронулся. Иной раз (поверь мне, князь) лучше тронуться, чем оставаться в норме. Но, как ты видишь, я в своем уме. Ради нашей державы, одной ее хлопочу и страдаю. Сегодня нам надо вывести из игры галичан, улестить их, обратить в своих союзников против татар, чтобы завтра снова крепко встать на ноги. Вот почему сестра моя люби­мая Ромуне поехала женой к Шварну Даниловичу в Холм.

- Как она там? - невольно вырвалось у Далибора.

Войшелк пристально посмотрел на него, уронил:

- Плачет.

Далибор скрипнул зубами, вскочил на ноги, выпалил почти с ненавистью:

- И это называется брат! Плачет сестра, тоскует, как пта­ха в клетке, а ты... ты торгуешь ею!

Ни одна жилка не дрогнула у Войшелка на лице. Разве что чуть-чуть потемнели глаза.

- Женские слезы быстро просыхают, - спокойно ответил он. - Кабы не так, нигде не осталось бы ни островка суши - захлебнулась бы земная твердь в женских слезах. И еще за­меть, князь Далибор: тут плачет не просто женщина, тут пла­чет княгиня. - И еще раз повторил: - Княгиня. Тебе ли гово­рить, что крест власти ох как нелегок. Поверь, Ромуне поехала к Шварну по своей воле, хотя и в слезах. Она отлично пони­мала, какие цели преследовал этот брак. - Он испытующе глянул на Далибора, пытавшегося что-то возразить, и закон­чил: - Неужели и ты хочешь примкнуть к моим врагам? У ме­ня их и без того три короба. Прошу тебя, князь Далибор: оста­вайся мне другом и единомышленником, как прежде. Без тебя мне будет очень тяжко и горестно.

Войшелк обнял Далибора, троекратно поцеловал. Тот сглотнул сухой комок в горле, запинаясь, сказал:

- Это я так... Ну, с досады, что ли... Одно помни, куни­гас: я всегда был и буду верен нашему побратимству.

- Спасибо, - снова обнял его Войшелк. - За дружбу и верность не стану платить тебе сейчас же и наличными - серебром или золотом. За это платят всей жизнью. - Он уп­руго вскочил с походного стула. - Я предвижу завтрашнюю слабость галицко-волынской земли и потому отдаю Ново­городок не Шварну, а Роману. Шварн, будучи женат на до­чери Миндовга, имел бы законное право на все наше кня­жество. Роман же Данилович, незадачливый соискатель ав­стрийской короны, пусть благодарит Бога за то, что его сделают правителем Новогородка. Причем правителем на время. Он не посмеет и заикнуться о праве на наследственное владение. Главное же, что сыновья князя Даниилы бу­дут жить в вечной сваре между собою за наследие отчич и дедич. Между тем сила галичан и волынцев идет на спад. Близок час, когда их замки будут разрушены, зарастут тра­вой и превратятся в зеленые холмы, ибо уже сегодня тата­ры, угры и ляхи точат на них зубы. Знаешь, в чем наша си­ла, наше будущее, князь? В терпении, в умении выждать.

Они проговорили до первых солнечных лучей, потом об­нялись, и Войшелк, пообещав, что каждую седмицу будет слать известия о себе, продолжил путь: сначала к князю Даниилу Галицкому и дальше - в Полонинский монастырь. Еще не простыли его следы, как примчался с малой свислочской дружиной Некрас.

- Где Войшелк?

- В пути на Галичину.

- Почему не приказал убить его?

Далибор укоризненно посмотрел в глаза младшему бра­ту, сказал, сдерживая гнев:

- Ешь свой хлеб земной спокойно, не то впрок не пойдет.

Но Некрас, подученный, скорее всего, отцом, Изяславом Васильковичем, не слушал его, кричал:

- Войшелка надо догнать! Догнать и убить! Зачем ты выпустил его из рук?

- Затем, что он - правитель Новогородокской земли. Правитель волею новогородокского люда - бояр и смердов.

-А ты кто? - злобно прохрипел Некрас. - Подручный князек у пришлого торбохвата? Не теряй времени поеха­ли, схватим Войшелка.

- Ты что, мало натрясся в седле за день? - примиритель­но улыбнулся Далибор.

Однако Некрас словно не слышал брата - разворачивал дружину.

Комья серого влажного снега брызгали из-под тяжелых копыт.

- Спутайте ему коня! - приказал Далибор и, когда воло­сяное путо решило все вопросы, произнес короткую речь: - Приглашаю тебя, мой любимый единоутробный брат, разделить со мною хлеб-соль. Хорошо, что я с дружиной оказался у тебя на пути, не то быть бы большой беде. Ты, извини, как тот смерд-лесовик, - дальше топора и колоды ничего не видишь.

Походный стол долго ли накрыть? Братья в молчании пили и ели. Но даже отменная еда колом становилась у старшего в горле. "Тот ли это Некрас? - краем глаза наблюдая за младшим, думал Далибор. - Куда девался ласковый красавчик-мальчуган с румяными щечками и синими доверчивыми глазами, с которым мы собирали землянику, рвали цветы!.. Как он жаждет власти, как рвется к ней! Он бы и меня, родного брата, без раздумий посадил на цепь в зловонной подземной клетке, лишь бы заделаться великим князем новогородокским. Я знаю имя таким людям. Жернасы они, ненасытные, алчные дикие кабаны. Такие никогда, ни при каких обстоятельствах не допустят мысли, что на земле может найтись кто-то более достойный, более ум­ный, чем они. Более достойным и умным жернасы при пер­вой возможности перегрызают глотку, а сами сыто хрюкают и обрастают жиром в сером болоте жизни".