Эптон Синклер - Жатва Дракона

Герман der Dicke снова стал самим собой. Он решил, что природа хочет, чтобы он был толстым, и немцы любили его таким. Ланни написал ему о цене, которую он получил за Каналетто, восемнадцать тысяч долларов на банковский счет маршала в Нью-Йорке, с миру по нитке - голому рубашка. Он потер руки так, чтобы не прятать драгоценности. "Все, Джейк!" – воскликнул он. "Все, Джим Банди!" – Он использовал сленг Робби и думал, что это заставит Ланни почувствовать себя дома. Он не совсем правильно его употребил, но Ланни не его поправил.

Вместо этого он слушал, пока великий человек рассказывал о новых сокровищах искусства, которые попали в его руки. У этих жидовских собак иногда бывает хороший вкус! Геринг возводил новые постройки в Каринхалле. Ведь столько людей хотели навестить его! Он выбрал сокровища, которые он хотел для новых комнат. Для этого ему не нужно было эксперта. Что касается остального, то Ланни мог отвезти всё в Америку и честно и с выгодой для владельца продать. "Когда я встречаюсь с человеком, которому я могу доверять, я доверяю ему", – заявил нацист Nummer Zwei .

XI

Плохие новости нельзя слишком долго откладывать. Ланни сказал: "Герман, у меня плохие новости. Мне чертовски не хочется говорить о них".

"Was zum Teufel?" – спросил Der Dicke , ему не нравились плохие новости.

– Правительство навалилось на моего отца, как тонна кирпичей, и они не позволят ему продолжать вести дела с тобой.

– Ach, вот как! Ваш Рузвельт!

– Вот так, Герман, и мой отец совершенно беспомощен, ему угрожают отменить заказы из армии и полностью его бойкотировать. Несомненно, у них есть власть его погубить.

– Sauerei! Что он собирается делать?

– Они заставляют его отослать твоих представителей, по крайней мере, убрать их с завода. Они говорят, что ваши люди занимались пропагандой.

– Aber - das ist eine L ü ge ! По крайней мере, если они делали что-то подобное, это противоречило моим строгим требованиям, и я посажу их в тюрьму.

– Правительственные люди не представили доказательств. Они просто говорят, что это так, и это всё. Ты знаешь, как это происходит с правительствами.

Да, Der Dicke знал это, но он не собирался сейчас это признавать.

– Dieser elende Roosevelt! О н хочет иметь проблемы с нами! Was ist los mit ihm?

"Бог знает", – ответил Ланни. – "Для нас это очень больно".

Он терпеливо слушал, пока командующий ВВС Германии выкрикивал тирады против президента Соединенных Штатов. Он пять минут говорил о той "дурацкой телеграмме", которая была адресована фюреру. Всем в Германии было трудно понять, как дела самой богатой нации в мире могут быть в руках такого грубого человека, настолько совершенно не понимающего реалий европейской политики и обычной учтивости между государственными деятелями. – "Это агитка"?

"Если в сельской местности", – ответил Ланни. – "Если в городе, то это пропаганда".

Геринг хотел объяснений, чтобы понять Рузвельта, но у Ланни их не было. Это и теория Эйнштейна, по его словам, были проблемами, выходящими за рамки его понимания. Его семья никогда не имела ничего общего с этой черной овцой из клана Рузвельтов. Робби потратил целое состояние, пытаясь победить его три года назад. На этот раз он не смог сделать так много, из-за подоходных налогов, которые были чистым ограблением. Рузвельт создал огромную политическую машину, за него голосовали все государственные служащие и люди, получающие пособия. И так далее всё, что собрал Ланни в раздевалках загородного клуба. Это очень помогло Герману, но не повредило Ф.Д.Р.

XII

Как можно скорее Ланни переключил разговор на собранные им хорошие новости. В стране и за рубежом быстро ширится недовольство политикой Рузвельта. Ланни рассказал о беседах, которые провел в Детройте, о массовых митингах, на которых присутствовал. Он преувеличил их количество и размеры, поскольку был уверен, что агенты Геринга поступали так же. И потом об умиротворении правительства Чемберлена, и о том, что сказал Уикторп и его друзья. О замешательстве в Париже. Ланни назвал Курта, которого он считал человеком Геринга, и похвалил его работу. Он не упустил Абеца и Герценберга. Следовало показать связи Ланни, и что он слишком важен для того, чтобы с ним ссориться из-за каких-то нескольких самолетов.

Вскоре гость заметил: "Все ваши люди, с которыми я разговаривал, как в Париже, так и в Нью-Йорке, обеспокоены слухами вокруг переговоров по поводу какой-то сделки между вами и русскими".

"Это сложный вопрос", – ответил Геринг, – "и те, кто за границей, не в состоянии видеть всё так же четко, как мы".

– Это само собой разумеется, но те, кто в Париже, хорошо знают ситуацию во Франции и старались убедить меня, что все идет своим чередом, и нет нужды в чем-либо столь радикальном, как сделка с красными.

– Расскажи мне, что ты слышал об этом, Ланни.

Агент некоторое время говорил о Шнейдере и де Брюинах, о Курте и Абеце, и о высокопоставленном сотруднике посольства, который не хотел, чтобы его имя упоминалось. Ведь можно достичь дружбы между Францией и Германией, и для этого делалось всё возможное. Никто не хотел умирать за Данциг, и очень немногие ответственные французы думали о том, чтобы не дать Германии вернуть то, что она потеряла в Версале.

Der Dicke сказал: "Могу я поговорить с тобой конфиденциально, Ланни?"

"Конечно", – ответил другой. – "Мой отец научил меня в детстве, как хранить информацию".

– Я один из тех, кого волнует то, что происходит. Мы западные люди, и мы должны противостоять ордам Азии.

– Я давно понял, как ты к этому относишься, Герман. Вопрос в том, что мы можем сделать?

– Я хочу, чтобы ты, если будешь говорить с фюрером, рассказал ему все, что ты только что рассказал мне. Я уже сказал все, что мог сказать. Ты знаешь, как это бывает, если ты, кажешься, навязчивым, то теряешь влияние. Есть мощные силы, действующие против нас. Несомненно, ты знаешь, кто они.

– У меня об этом есть представление. И ты знаешь, что я никогда не прошу информацию, которую мне не предлагают.

– Есть некоторые близкие к фюреру, которые думают, что мы можем быстро победить на западе и иметь достаточно сил, чтобы развернуться на восток. Во что я не верю. И очень сведущие люди из нашего генерального штаба, посвятившие свою жизнь изучению таких вопросов, решительно поддерживают меня. Решение должно быть принято этим летом. Оно может быть принято сегодня днем, пока мы разговариваем, и оно решит судьбу мира нашего времени.

– Бог знает, как я хотел бы что-нибудь сделать. Но подумай, что я собой представляю, американец, и сразу после того, как Рузвельт 'дал маху', как мы это называем diese Dummheit!

– У тебя больше влияния, чем ты думаешь, Ланни. Фюрер проницательный человек, и он понимает, что его самая большая слабость, это его незнание сил и личностей за пределами Германии. Ты представляешь такой контакт, и он знает, что ты бескорыстен.