Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Смотрите, да это наш Лодой! И шапка его!

Все, кто тут был, захохотали. При воспоминании об этом у Лодоя красные круги пошли перед глазами. Он злобно прошипел:

— Ну как, скоро начнешь нам животы распарывать да замки на рты вешать?

Чулун изумленно поднял брови и спокойно ответил:

— Никто и не собирается этого делать.

— Да? А почему ты не меня, а моих чабанов допрашиваешь, сколько в моих стадах скота?

— А потому, что при проверке я обнаружил, что вы утаили часть скота, приуменьшили свое стадо почти на целую треть. И не только вы, почти все богатые скотоводы постарались доказать, что им на слово верить нельзя.

— А разве тебе не известно, что у нас всегда так водилось?

— Раньше так водилось, а теперь мы не позволим скрыть от народной власти и козленка.

— Ах, вот как! Ну так получай за все, получай сполна! — и тяжелый кнут обрушился на голову Чулуна.

Обливаясь кровью, Чулун медленно сполз с верблюда. А Лодой еще раз с такой силой ударил его по шее, что у Чулуна хрустнули позвонки. Так в дни молодости, нагнав в бешеной скачке волка, Лодой одним ударом перебивал зверю хребет.

Юноша упал. Снег под ним тут же окрасился кровью. В степной тишине было слышно, как умирающий пальцами скребет по снегу.

Лодой забормотал молитву и вдруг услышал, как позади кто-то закричал. Лодой оглянулся: на верблюдах быстро приближались к нему два всадника.

"Видели?" — испугался Лодой и погнал своего верблюда во всю прыть.

Вслед ему неслось: "Стой! Стой!"

— Конечно, Лодой-бээс немного поспешил. Однако он защищал нашу честь — честь всех тайджи и нойонов. И все бы сошло, если б неожиданно, как из-под земли, не появились караванщики — ревсомолец Нянтай и старый солдат Алтанхояг, что прибыли с правительственной помощью. Ни черт, ни святой ничего бы не узнали. А караванщики успели разглядеть Лодой-бээса, хоть и не могли догнать на своих вьючных верблюдах его скорохода, — со вздохом проговорил Гомбо и посмотрел на начальника судебного отдела, старого чиновника Балбара.

— Председатель ревсомольской ячейки Данигай и председатель партийной ячейки Самбу требуют немедленно расследовать дело и наказать виновного по всей строгости закона, — сказал Балбар.

— Лодой за заслуги по укреплению строя и религии богдо-хана по указу Великого был награжден званием бээса, которое должны наследовать его потомки из поколения в поколение. И если вы его сурово покараете, "покорные" возьмут верх, тогда они и вовсе сядут всем на голову. Вот вам еще один довод, — возразил Балбару князь-председатель, как теперь именовался Лха-бээл после изменения званий в учреждениях нового государства.

— Мы как раз и хотели об этом посоветоваться с вами, — старый чиновник подобострастно сложил ладони и согнулся в низком поклоне. Он, разумеется, ни единым намеком не выдал, что получил от Лодоя крупную взятку — слиток серебра в пятьдесят лан.

Еще до начала следствия Лха-бээл тоже получил от Лодоя пятьдесят ланов серебра, а после того как он был выпущен под залог, добавил золотой слиток с хадаком.

Лха-бээл пристально глядя близорукими глазами на старого чиновника Балбара, сказал:

— Вас, Балбар, мы знаем как старого законника. Скажите, что можно предпринять при создавшемся положении?

— Мы с управляющим Гомбо думаем сделать так, чтобы и волки были сыты и овцы целы.

— Что же?

— Я, ничтожный раб, — извивался чиновник, — осмеливаюсь по моему невежеству предложить вот что. Свидетели видели, как почтенный Лодой ударил этого щенка? Видели. Но они видели все это издали. Могли они слышать на таком расстоянии, из-за чего Лодой поссорился с Чулуном?

— Так-так, — Лха-бээл начал догадываться.

Ободренный судейский крючок продолжал:

— И вот мы решили: Лодой-бээс должен показать, что Чулун богохульствовал, оскорбляя богдо-хана, главу церкви и государства. Красные считаются с чувствами верующих, они величают богдо-хана монархом, хотя бы и с ограниченной властью, признают его главой желтой религии. По законам автономной Монголии — а они пока по отменены — кощунственное оскорбление богдо-хана подложит строгому наказанию. Помните, одного богохульника даже предали смертной казни! Всем известно, что Лодой за свои заслуги был награжден званием базой. Вполне естественно, что, услышав, как поносит богдо-хана, этот почтенный человек в пылу гнева ударил Чулуна. Удастся так повернуть всю эту историю — тогда мы сможем кое-что сделать. Постараемся продеть нить удачи в эту щелочку.

Балбар умолк, заискивающе заглядывая в лицо Лха-баалу.

— Ну, недаром тебя зовут Балбар-остродум. Тебя действительно не назовешь тупицей. Как же вы думаете все это проделать?

— Во вступительной части судебного определения нужно будет насовать побольше всяких слов о демократии, об уважении прав человека — словом, сказать все, что нынче на языке у каждого. Ну, а потом написать: "Но, принимая во внимание…" И с помощью этого "принимая во внимание" свести все наказание к штрафу и строгому предупреждению, чтобы Лодой-бээс впредь уважал свободу слова.

— А что же именно вы "примете во внимание"?

— Во-первых, закон, карающий оскорбление главы государства и религии. Этот закон покуда еще действует. По этому закону мог быть привлечен к ответственности сам потерпевший, останься он в живых. Во-вторых, мы примем во внимание известную всем вспыльчивость Лодоя и его благоговение перед богдо-ханом. Приговор будет построен примерно так: принимая во внимание все эти смягчающие вину обстоятельства и то, что Лодой-бээс искренно раскаивается в поступке, совершенном им в состоянии запальчивости, а также то, что он заказал в монастыре заупокойные службы по убитому и в священный день полнолуния в соборном храме, перед лицом великого сонма лам и молящихся всенародно и во всеуслышание покаялся в грехе и совершил сто поклонов, оштрафовать Лодой-бээса по лапу серебра за каждый год жизни Чулуна и предупредить Лодой-бээса, что, если он в будущем совершит подобный поступок, он будет наказан без всякого снисхождения, по всей строгости закона.

— Во что же обойдется Лодой-бээсу жизнь этого паршивого щенка?

— Все это будет стоить двадцать один лан. Деньги эти по решению судебного отдела будут переданы матери пострадавшего. А в знак своего искреннего раскаяния и соболезнования Лодон-бээс в качестве добровольного пожертвования дает матери Чулуна еще десяток овец.

Лха-бээл выбил пепел из трубки и задумался. Закрыв глаза, он склонил голову набок, как будто прислушивался к тиканию часов, стоящих по обеим сторонам божницы. Гомбо и Балбар молча посматривали на князя. Наконец Лха-бээл взял со столика Книгу гаданий Гэсэр-хана и раскрыл ее наугад. Просмотрев предсказание, он закрыл книгу и, кивнув головой, коротко бросил: