Бямбын Ринчен - Заря над степью

— Как в сказке! — восхищалась мать. — В сказках вот так же говорится о мангусах, глотающих людей живыми. И там батор тоже рассекает брюхо чудовищу и освобождает людей.

— Не зря, мама, в сказках об этом говорилось. Здесь так и написано: исполнилась извечная народная мечта. Батор — это наша Народная партия. Она разрубила чудовищу чрево и освободила народ, томившийся во тьме.

— А и верно, сыпок, все получилось так, как здесь нарисовано, — воскликнула Пэльже, обрадованная своей догадкой.

Чулун развернул другой плакат.

— А вот здесь, посмотри, толстый лама руками загребает целые караваны с добром. А это — алчные хутухты, обирающие своих шабинаров. А вот тот же лама с замком на губах. Это народная власть закрыла рты мироедам.

— И богдо-хан за такие картины не гневается?! — испуганно спросила Польже, впервые в жизни увидевшая плакаты, рассказывающие правду об угнетателях народа.

— А разве богдо не известны несправедливость нойонов и алчность лам? — вопросом на вопрос ответил Чулун.

— Это верно, он все знает. А мне-то, старой, и невдомек… Но теперь я начинаю понимать, почему Лодою не правится, что ты стал членом ревсомола.

Она поцеловала сына в щеку и нежно погладила его сильную руку. Материнская ласка растрогала Чулуна.

Ему было радостно: мать понимает его. Нищета давила ее всю жизнь, она всю жизнь поддакивала богачам. И если уж она поняла, где правда…

Чулун по-детски прижался к матери.

Материнская поддержка утроила силы юноши. Весь жар души отдавал он ревсомольской работе. Кто бы мог подумать, что в атом сдержанном парне столько огня! Скоро о молодежных активистах заговорил весь сомон. Они помогали безлошадным беднякам перекочевывать на зимние пастбища, разъясняли аратам их новые права. А молодой дзанги говорил, что дворянские шарики на шапках тайджи и нойонов в демократической Монголии ни к чему, что надо забыть о тех временах, когда они без зазрения совести обирали своих крепостных и неограниченно пользовались их трудом в своих хозяйствах, что все они отныне облагаются налогом и никакими привилегиями не пользуются.

Тайджи победнее — их было немало в сомоне — прислушивались к увещеваниям молодого дзанги. Эти с легкостью отказывались от своих дворянских званий, снимали знаки отличия — шарики с шапок. Лишь богатые да знатные тайджи, ободряемые Лодоем, стояли на своем.

— Где это видано, чтобы дети отцов учили? Ты нам законы не толкуй, мы и сами можем их толковать, пограмотнее тебя! — ответил как-то Лодой на слова Чулуна.

Лодой еще с осени приметил: пищуха запасается травой — значит, жди снежной зимы. Пастбища покроются глубокими сугробами, скот лишится подножного корма, и начнется падеж.

Лодой со своими дружками заранее отправил стада на дальние пастбища. Стада погнали все те же прежние крепостные. Хоть и нет теперь над ними господ, а ослушаться страшно. Дома остались лишь дряхлые старики да дети. И со своим-то скотом трудно было справляться, а пошли пасти господский.

Предвидение Лодоя оправдалось. В среднем зимнем месяце разгулялся буран. Ураганный ветер разогнал, рассеял по степи весь скот. Многие семьи, у которых молодые мужчины ушли с хозяйскими стадами, лишились скота почти целиком. А начавшийся снегопад добил несчастных. Так начался дзут — бескормица, бич степей. Снег покрылся твердым настом. Животные, проваливаясь, в кровь обдирали ноги. В стадах начался массовый падеж. От дзута пострадали и небогатые тайджи, имевшие всего-навсего десяток-другой голов скота.

А тут навалилась и другая беда: во многих стойбищах люди остались без топлива: снег был такой глубокий, что из-под него невозможно было достать аргал. Жгли кровати, столики, жерди с юрты.

— А-а! — злорадствовал Лодой. — Что, не правду я говорил? У тех, кто не слушал нашего желторотого дзанги, весь скот в целости. Мы и козленка не потеряли. А те, кто послушался нечестивого мальчишки, отреклись от дворянского звания, сняли джинсы с шапок, навлекли на себя великий гнев духов земли и воды. А раз духи отвернулись от них, никто им не поможет.

— И правда, помощи нам теперь ждать неоткуда, — горестно вздыхала Пэльже. — От нойонов-богачей помощи не дождешься. Они-то сохранили весь свой скот, с осени запаслись и кормом и аргалом. А поди-ка попроси у них! Только и надежды, что на новую власть. А пока помощь не придет, мы должны себе помочь, кто чем может.

И действительно, правительство по телеграфу распорядилось оказать помощь пострадавшим от дзута из аймачных фондов. И потянулись по степи караваны с продовольствием.

Ревсомольцы организовали заготовку и подвоз топлива нуждающимся, разгребали снег на пастбищах, помогали пасти уцелевший скот.

Чулун не тратил времени попусту. Как только стало известно об идущем в сомон караване с продовольствием, он вместе с молодыми активистами произвел учет и составил список нуждающихся.

Начальник каравана Чой одобрил распорядительность молодого дзанги. Просмотрев списки нуждающихся, Чой улыбнулся:

— Вот как! У тебя уж, оказывается, все известно: и сколько душ в каждой семье, и в чем они нуждаются, и семьи на десятки разбиты. Это нам здорово облегчит работу. Из тебя, я вижу, толк будет. И когда только ты успел все это?

— Ну, разве один бы я успел? — возразил Чулун. — Мне помогли товарищи. Мы заранее составили списки, чтобы как можно скорой помочь нуждающимся. Наши ребята готовы приступить к работе хоть сейчас. Каждый возьмет верблюда и поедет распределять продукты по десяткам. У нас уже известно, кто в какой десяток поедет.

Молодежь разъехалась по всему сомону. Чулун, навьючив двух верблюдов, тоже ездил от юрты к юрте — помогал пострадавшим.

Лодой отправился к Гомбо. Не столько в гости, сколько поделиться своими горестями.

В степи, сколько видел глаз, ни одного живого существа. Пустынно, тоскливо. Но вон вдали кто-то показался, человек ехал на верблюде и еще двух нагруженных верблюдов тянул за собой.

Лодой со всего размаху ударил кнутом своего рослого верблюда и поспешил к неизвестному. Скоро Лодой узнал Чулуна.

— Откуда едешь? — грубо спросил Лодой юношу.

Чулун вежливо поклонился, но с верблюда не слез.

Лодой гневно сдвинул брови. Попробовал бы этот щенок в прежние времена не слезть с верблюда при встрече с ним, удостоенным великой милости богдо-хана, пожаловавшего ему, Лодою, высокое звание бээса. Что бы там ни было, но это звание он и его потомки будут носить, пока не угаснет огонь его рода. Прежде Лодой заставил бы избить наглеца палками, но теперь…

— Ездил распределять правительственную помощь пострадавшим от дзута, — ответил Чулун, прямо глядя в сердитое лицо Лодоя.

Юноша был спокоен, держался с достоинством, как равный, и это бесило Лодоя больше всего. А тут еще история с плакатом вспомнилась. Джантай однажды говорила, как Чулун показывал скотоводам какой-то плакат. Вертевшийся тут же мальчишка, тыча пальцем в распоротое пузо нойона, откуда вылезали проглоченные им люди, закричал: