Бямбын Ринчен - Заря над степью

Здесь Шорчин повстречал знакомых солдат, с которыми он когда-то под командой шамана Шамбы совершил неудачный набег на китайских торговцев, за что впоследствии всем пришлось расплачиваться — их подвергли наказанию балдзой и ремнями.

На перевале по пути из Улясутая прибыл гонец из Урги с сообщением, что из столицы с отрядом чахаров и харачинов собирается выступить советник Хайсан.

Войска остановились недалеко от Кобдо, на берегу большого озера Хараус. Это обычно безлюдное место сразу оживилось: точно из-под земли выросли продымленные солдатские палатки, офицерские юрты и шатры. Все вокруг огласилось ржанием лошадей, перекличкой постовых. Перед юртами вырос лес флажков и знамен всех шести аймаков Монголии. На полотнищах пестрели победные руны и древний знак свободы и независимости Монголии — соёмбо.

Отряды каждого аймака имели различные знамена: белое с красной кисточкой было у отряда Тушэт-хана, желтое — у Цэцэн-хана, красное — у Засагт-хана, синее — у Сайн-нойон-хана, белое с каймой — у Дурбет-далай-хана и желтое с каймой — у Дурбетского Дзорикту-хана.

Отряды расположились вокруг шатров командующих.

Вновь прибывшие части сразу находили войско своего аймака. Хошунные отряды группировались по племенным признакам. Тут были дурбеты, торгуты, халхасцы, баргуты, захчины, солоны, харачины, чахары, барины, найманы, жалайры, горлосы.

Шпрчин, бродя по лагерю, с любопытством рассматривал своеобразную одежду новых солдат. Лесные охотники — соёны были одеты в удобные для передвижения по лесу меховые короткие дэлы, а головы повязывали черными платками, похоже на белые головные уборы дунгамских солдат. На поясах — самодельные ножи в деревянных ножнах. Седла у них были необычные, старинного образца, а вооружены они были почти все легкими кремневками с самодельными березовыми прикладами.

У кавалеристов-чахаров, больших любителей легкой добычи, появились неизвестно откуда современные немецкие винтовки и маузеры в деревянных кобурах. Ложи у винтовок и рукоятки у маузеров поблескивали серебряной насечкой. Седла, сбруя, ножи и пташки тоже отделаны серебром. Чахары заметно выделялись среди солдат, и все с любопытством разглядывали этих лихих молодцов.

Командующие Дамдинсурэн и Максарджаб вернулись из поездки в район Кобдоской крепости. Проходя мимо штабной юрты, Ширчин вдруг услышал стоны: это допрашивали двух захваченных в плен маньчжурских офицеров. Когда Ширчин увидел этих измученных с пепельно-серыми лицами офицеров, ему стало не по себе и он торопливо зашагал к своей палатке. И тут он столкнулся с Шамбой. Узнав причину удрученного состояния юноши, тот, усмехнувшись, сказал:

— Что это ты вдруг разжалобился? Забыл, как маньчжуры издевались над нами? Забыл, как они после пыток бросили живьем наших послов в кипящее масло? Их тоже казнят, только мы не будем их мучить, как они мучили наших… Если ты такой добрый, зачем же ты пошел в солдаты, а не в монастырь?

По показаниям маньчжурских пленных, наместник сам готовился напасть на монгольские войска, дождавшись момента, когда они соберутся в районе озера Хараус. Тогда монгольское командование отдало приказ окружить город и перекрыть все выходы из Кобдо. Весь лагерь пришел в движение. Ширчин успел заметить, что связанных пленных маньчжуров посадили на верблюдов и везли в обозе отряда.

Авангардные монгольские части на подступах к Кобдо захватили на пастбище стадо верблюдов. Подойдя к городу, они увидели, что противник выводит свои войска из крепости с явным намерением навязать встречный бой. Передовые части монгольских войск начали перестрелку, а остальные стали со всех сторон окружать город.

Как только маньчжуры заметили, что монгольская кавалерия окружает крепость, они повернули свои войска обратно в Казенный городок и укрылись за крепостной стеной.

Монгольские войска сомкнули вокруг Казенного городка плотное кольцо. Солдаты залегли в недоступных вражескому обстрелу местах и блокировали все подходы к крепости.

Кавалерия, окружившая Казенный городок, не могла взять его приступом. Крепость была сооружена по всем правилам фортификации. Ее окружал глубокий ров, наполненный водой, да и степы, хоть и глинобитные, были довольно высоки и служили серьезным препятствием. В деле пока участвовали только снайперы, подстерегавшие вражеских солдат, появлявшихся в просветах крепостных бойниц.

По ночам специально выделенные для этого отряды завязывали перестрелку и беспрерывно тревожили врага, намеренно вызывая его на расход боеприпасов.

Снайперы-лучники ночью подкрадывались вплотную к крепости и подстерегали вражеских солдат, которые отчетливо вырисовывались на фоне звездного неба. Стоило кому-нибудь из них зазеваться, как он падал с крепостной стены, пораженный стрелой.

А лесные охотники-соёны, выстрелив из берданки наугад и дождавшись ответного огня, по вспышкам вели уже прицельный огонь. Так монгольские войска довольно долго стояли без движения у стен осажденного города.

Потянулись однообразные дни осады.

Но вот Дамдинсурэн приказал отобрать старых, отощавших верблюдов из стада, захваченного у маньчжуров, и подогнать их ночью со всех сторон к стенам Казенного городка. Маньчжуры приняли верблюжьи табуны за штурмующие монгольские войска и открыли по ним огонь.

Рев раненых верблюдов, беспорядочная массовая стрельба, лай городских собак — все это создавало впечатление настоящего боя.

Наутро осажденные увидели, что их провели: около крепостной стены валялось лишь несколько десятков убитых и раненых верблюдов.

Дамдинсурэн довольно усмехнулся:

— Верблюды сослужили нам хорошую службу. По показаниям пленных, крепость имела всего сорок тысяч патронов. Минувшей ночью в сражении с верблюдами маньчжуры истратили не менее десяти тысяч. Еще три таких "боя" — и они останутся без патронов!

Через несколько дней южномонгольский отряд отправился на проверку дозоров на реке Буянт. Подъезжая к реке, солдаты еще издали заметили группу всадников на верблюдах. Неизвестный караван двигался в сторону Кобдо. Командир монгольского отряда гун Гэндэн приказал начальнику дозора: "Если окажется, что это солдаты противника, немедленно доложить командующему". Сам же с четырьмя бойцами поскакал навстречу каравану.

Всадники походили на торговцев, и на первый взгляд отряд можно было принять за большой торговый караван из Синьцзяна. Но вскоре выяснилось, что это переодетые маньчжурские солдаты. Обстреляв караван, гун Гэндэн помчался к своему отряду. Маньчжуры в ответ подняли беспорядочную стрельбу. Конники Гэндэна залегли за валунами на пригорке и тоже открыли огонь.