Бямбын Ринчен - Заря над степью

Кавалерийские части Максарджаба, преследуя врага, вплотную подошли к столице древнего Тушэтского ханства Хуху-Хото. Но в это время начались мирные переговоры, закончившиеся в 1915 году заключением Тройствен-, ного союза, и боевые действия были прекращены.

Война закончилась, кавалеристы Максарджаба повернули коней к Урге. Ширчин в составе хужир-буланского отряда тоже вернулся в столицу.

Командир отряда тайджи Тогтохо объявил, что хан за бескорыстное служение родине удостаивает каждого награды и личного благословения, а командир получит синий хрустальный шарик.

Так Ширчину вторично довелось увидеть хана, на этот раз совсем близко. Жалкое впечатление производило обвисшее, дряблое, темное лицо монгольского владыки, не без умысла на добрую треть прикрытое большими дымчатыми очками! Благословляя солдат, он медленно протягивал вперед правую руку, точно ощупывая голову человека. И Ширчин понял: глаза хана уже ничего не видят.

Подошла очередь Ширчина. Он поклонился, молитвенно сложил ладони и приблизился к хану. Слепой хан протянул руку вперед, коснулся холодными пальцами его уха, ощупью провел рукой по косе и благословил Ширчина.

И Ширчин вспомнил рассказ одного ламы. Как-то, еще до возведения на ханский престол, богдо появился в Дзун-хурэне такой пьяный, что еле держался на ногах. Войдя в один из храмов, где в это время шло богослужение в честь грозного гения-хранителя, он с папиросой во рту приблизился к его изображению и со словами: "На, покури" — поднес горящую папиросу к лицу божества и прожег ему глаз. Охваченные ужасом ламы беспомощно взирали на бесчинства пьяного владыки. Вот гений-хранитель, рассердившись, и ослепил его.

Потом, чтобы искупить свою вину, богдо построил в честь этого тысячеокого Авалокитешвары великолепный храм. Но разве после такого богохульства гений-хранитель вернет ему зрение?

Кроме благословения, каждый солдат хужир-буланского отряда получил по четырнадцать серебряных монет — мексиканских с птицей, маньчжурских с драконом — и бумагу на бесплатный проезд до своего кочевья.

На одном из уртонных перегонов Ширчин с большим огорчением узнал о смерти Сонома-дзанги. Главой семьи стал теперь его сын, на редкость скупой человек. Об этом ему сказал подросток-возница. Передавая эту весть, паренек с завистью посматривал на маузер в большой деревянной кобуре, болтавшейся у Ширчина на боку. "Возница прав: легче выпросить клок шерсти у мертвой старухи, чем пиалу с едой у сына Сонома", — подумал Ширчин.

Сначала он хотел ехать прямо к дзанги, но, узнав о смерти старика, передумал и неожиданно для самого себя решил отправиться к усыновившему его когда-то Джамбе.

Состарившаяся Джантай не узнала Ширчпна. "Приехал с подводчиком, на шапке шарик — не иначе как чиновник", — подумала она и крикнула Джамбе:

— Должно, из хошунной канцелярии чиновник приехал, иди встречай!

Джамба, надевая на ходу шапку, выбежал из юрты в растерянности. Он сразу узнал Ширчина и обрадованно закричал:

— Никак наш Ширчин! Ты так возмужал, что тебя и не узнать.

— Правда, Ширчин! Тебя не узнать. Вижу — с подводчиком, на боку маузер, на шапке шарик, вот и подумала: приехал какой-то незнакомый чиновник. Ну и растерялась, — сказала, как бы извиняясь, Джантай.

Заметив, как почтительно обращается подводчик с Ширчином, Джамба возгордился: не чей-нибудь, а его сын, носит на шапке знак отличия. Он с удовольствием посмотрел на синий хрустальный шарик, потрогал руками новенькую кобуру и спросил:

— Этой твой?

— Конечно, мой! Сам хатан-батор наградил меня этим оружием, — с гордостью ответил Ширчин.

— Вот это да! Слышишь, Джантай? Сам хатан-батор наградил его маузером. Во всем нашем хошуне ни у кого такого нет. Ну, сынок, прямо скажу — порадовал ты меня! Заходи в юрту.

Несколько дней спустя Ширчин рассказал Джамбе о Цэрэн. Джамба по-прежнему побаивался своей сварливой супруги, ничего без нее не решал, поэтому он не замедлил сообщить ей о намерении Ширчина жениться. Пошли расспросы: кто такая, каков у нее характер, работящая ли она девушка. Джантай спрашивала неспроста: "Дума с каждым годом стареет. Она уже сейчас с трудом пасет овец, а скоро и совсем, того гляди, сляжет", — думала она. Узнав у Ширчина все, что ей было нужно, Джантай пришла в выводу, что молодая, работящая и покорная сноха сейчас им как нельзя кстати.

Джамба поспешил к ламе-астрологу, чтобы тот указал благоприятный день для свадьбы. Свадебного пира не было, не было и обряда ввода невесты, просто лама прочитал молитву, невеста поклонилась свекру, свекрови и очагу, тем и ограничились.

Джамба и Джантай искренно гордились тем, что их сын носит знак чиновника третьего ранга: если ему придется служить, может надеть и вытканный золотом знак. Джан-тай дала Цэрэн всего лишь одну лошадь, не посмотрела на то, что девушка батрачила у них долгие годы. Они отдали сыну и невестке небольшую старенькую юрту и… Насчет остального Джамба подозрительно долго спорил с женой и в конце концов пообещал выделить Ширчину овечью отару в двадцать семь голов. Скрепя сердце Джантай пообещала дать ему корову с телком. Действительно, на следующее утро, перед тем как выгнать овец на пастбище, Джантай еще в загоне показала сыну и невестке подаренных им овец и корову. Корова оказались старая — потомства от нее не жди, теленку не было еще и года, а овец и коз они отобрали самых тощих. Цэрэн от обиды даже вспыхнула, а Ширчин готов был провалиться сквозь землю. Джантай же как ни в чем не бывало заявила:

— Умеючи можно и от одной овцы вырастить большое стадо. Если не станете лениться, и ваше стадо будет с каждым годом расти.

— Вашими бы устами да мёд пить, — поддела Цэрэн свекровь и молча погнала овец на пастбище. Как только они немного отошли от дома, она расплакалась. Ширчин не знал, как успокоить жену. Он сгорал от стыда за мачеху. "Получила даровую батрачку, а выделила дохлятину вместо скота", — думал он. От такого скота до следующего года приплода не получишь. Угнетало Ширчина и другое: сколько лет батрачила Цэрэн у дзанги, а вышла замуж — снова в батрачки попала, только в другую семью. И чтобы как-то утешить Цэрэн, Ширчин сказал:

— Не плачь, Цэрэн. Недаром говорят: дареному коню в зубы не смотрят. Мы с тобой так будем ухаживать за своим скотом, что он скоро не уступит любому. А я еще займусь охотой, вместо мяса будем есть дичь, и наше стадо вырастет быстро. И родной брат поможет, у него много овец. Завтра же поеду к нему и получу свою долю из хозяйства. Вот и заживем на славу!

На другой день Ширчин облачился в синий шелковый дэл, полученный при демобилизации, надел шапку с джинсом, прицепил маузер и, вскочив на подаренного женой дзанги коня, поскакал к брату.