Кейт Куинн - Сеть Алисы

Виолетта убрала окровавленные салфетки, подложив свежие Эве под бедра и между ног.

– Ты молодец. Лежи тихонько.

Зазвонили колокола, приглашая на вечернюю службу. Кто-нибудь ходит в церковь? Кому тут помогут молитвы?

– С ее очарованьем черным, С кортежем дьявольских страстей, С отравой, слез ручьем позорным И стуком цепи и костей … – Эва поняла, что зачем-то цитирует Бодлера. [6] Бодлер Ш. Вино убийцы / Пер. Эллиса (Л. Л. Кобылинского).

– Ты бредишь, – сказала Виолетта. – Постарайся лежать спокойно.

– Да, брежу. Я и так не шевелюсь, командирша ты чертова.

– Вот она, благодарность.

Виолетта укрыла Эву одеялом.

– Мне холодно.

– Я знаю.

И тут Эва разрыдалась. Не от горя или боли. От облегчения. Будущее вырвалось из хватки Рене Борделона, и слезы хлынули проливным дождем.

Утром стало полегче.

Виолетта подготовила список инструкций.

– Кровотечение может возобновиться. Держи под рукой побольше чистых тряпок. А это от боли. – Она вложила пузырек с опием в руку Эвы. – Я бы осталась и присмотрела за тобой, но сегодня должна вернуться в Рубе. Есть срочные донесения, которые надо переправить через границу.

– Понятно. (Работа есть работа.) Будь осторожна, Виолетта. Ты говорила, последний раз тебя обыскали с головы до ног.

– Если что, пойду другим маршрутом. – Виолетта никогда не выказывала страх, даже если боялась. В этом они с Эвой были похожи. А бояться стоило – немцы поняли, что в районе действует шпионская сеть, и ужесточили досмотр на пропускных пунктах. – Ты-то сумеешь отвертеться от барышника? Нужно время, чтоб все затянулось.

– Скажу, обильные месячные. У него это вызывает брезгливость.

Пожалуй, неделя покоя ей обеспечена. Виолетта поджала губы.

– А как ты собираешься избежать повторения?

Эва поежилась.

– Не знаю. Прежний способ не помог.

Не дай бог снова пройти через это. Ни за что на свете.

– Есть одна штука, но установить ее может только врач, и он, скорее всего, откажет незамужней женщине. Тогда так: в… – Виолетта беззвучно проартикулировала слово – …вставляй смоченный уксусом тампон. Гарантия не стопроцентная, но все же лучше, чем ничего.

Эва кивнула:

– Спасибо тебе.

Виолетта махнула рукой, отметая благодарность.

– Все, об этом больше ни слова. Тебе известно, как поступают с женщинами, которые на такое решаются. И с теми, кто им помогает.

– Могила.

Помолчали. Будь они друзьями, наверное, обнялись бы, а так – просто кивнули друг другу. Виолетта намотала шарф и пошла к двери. Наверное, они все же были друзьями, только в манере тех угрюмых мужчин, что не балаболят, но все понимают без слов.

– Удачи тебе, – сказала Эва.

Виолетта, не обернувшись, вскинула руку.

Позже Эва пожалела, что не обняла ее. Очень пожалела.

Она встала, чтобы запереть дверь. Тотчас закружилась голова. Свело живот. Она вернулась в холодную кровать и свернулась клубочком под тонким одеялом. Волнами накатывала тупая боль. Оставалось лишь терпеть и плакать. Слезы тоже набегали и откатывали, точно волны.

К вечеру кровотечение прекратилось, но жуткая слабость не исчезла. Эва послала в ресторан записку, извещая о сильной простуде. Рене, конечно, будет недоволен, однако делать нечего – она не сможет весь вечер таскать подносы. Эва старалась не шевелиться, и все равно ее прошибало потом. Наконец, собравшись с силами, она села в кровати и стала разбирать «люгер». Запах ружейного масла и ощущение холодного металла успокаивали. Собрав пистолет, Эва прицелилась в стенку, представив, как вгоняет пулю меж глаз Рене. На третий день «люгер» стал самым вычищенным оружием во Франции, а Эва, уверившись, что не умрет, вышла на работу. Она старалась не замечать Кристин, кипевшую яростью от того, что ненавистную напарницу не уволят даже за прогул трех смен. Эва деликатно извинилась перед Рене; она знала, что выглядит достаточно скверно, чтоб байка о простуде и обильных месячных показалась достоверной. Вечером наверх ее не позвали. Возблагодарив небо за эту маленькую милость, Эва поплелась домой. Она мечтала поскорее улечься в свою убогую постель, хоть там и не было пуховых подушек Рене.

Однако дома ее ждала гостья. Подтянув колени к груди, Лили сидела на полу в углу комнаты.

– Не обращай на меня внимания, – вяло отмахнулась она. – Я посижу тут, меня всю колотит.

– Я думала, ты отправилась в Бельгию. – Эва заперла дверь. – В сопровождении того подстреленного проводника.

– Все так. – Лили стиснула в руке старые четки из слоновой кости. – Он подорвался на мине, и я, забрав донесения, вернулась.

В комнате было холодно, Лили, одетая в белую блузку и серую юбку, заметно дрожала. Эва укрыла ее одеялом.

– У тебя весь подол в засохшей крови.

– Наверное, это кровь проводника. – Взгляд Лили был тусклый, словно от опия. – А может, той женщины, что шла впереди… или ее мужа… Накрыло всех троих.

Эва села рядом и притянула ее светловолосую голову себе на плечо. Наверное, холодный крючок внутри тебя, острая боль и навеянные опием прерывистые кошмары – это еще не край, бывает что и похуже.

– От прожекторов на границе было светло, как днем. – Лили перебирала бусины четок. – Сразу за вышками с часовыми начинался лесок. Немцы его заминировали. Первыми прошли муж с женой, проводник побежал за ними… Кажется, женщина ему глянулась… Видно, кто-то из них наступил на фугас, всех троих разнесло в клочья… прямо у меня на глазах…

Эва зажмурилась, представив вспышку и взрыв.

– Антуан приготовил мне новый пропуск. – Голос Лили был ровен, но худые плечи ее вздрагивали. – Он-то и сказал, что…

– Ш-ш-ш. – Эва прижалась щекой к ее волосам, пахнущим кровью. – Не разговаривай. Поспи.

– Не могу. – Лили смотрела в пустоту, по щекам ее медленно катились слезы. – Она стоит у меня перед глазами.

– Кто, женщина, подорвавшаяся на мине?

– Нет. Виолетта. – Лили уткнулась лицом в колени и зарыдала. – Антуан сказал, что сегодня в Брюсселе ее арестовали. Она у немцев, маргаритка.

Май 1947

– На ужин вы оба не приглашены, – сказала Эва.

Телефонный звонок английскому офицеру принес свои плоды: на нынешний вечер был назначен их совместный ужин в гостиничном кафе. Как только условились о встрече, Эва надела свирепую мину, но я уже умела под всякой маской разглядеть ее истинное лицо. Она меня буквально сразила своим рассказом о том, как забеременела в Лиможе. Забеременела . В то время почти моя ровесница, она угодила в схожую ситуацию, но только все это происходило в голодающем городе, полном врагов, где, в случае разоблачения, ее тотчас поставили бы к стенке. По сравнению с этим Маленькая Неурядица выглядела мелочью. С детства мне вдалбливали, что подобное поведение достойно порицания, но я не осуждала Эву. Ее засосало в войну, и она исполняла свой долг. По правде, я ею восхищалась.