Вальдемар Лысяк - Императорский покер

Они обожали друг друга. Спорили только лишь о внутренней политике. Екатерина ненавидела либерализм сердцем и душой, единственное спасение России видела в абсолютном самодержавии. Что же касается внешней политики, они были полностью согласны — оба ненавидели Наполеона. Впоследствии, правда, брат приспособился к сестре и в плане внутренней политики, так что никаких расхождений между ними уже не было.

Александр, точно так же, как и Екатерина, имел массу случайных любовных связей и одну любовницу (Нарышкину), но никого в своей жизни он не любил сильнее, чем сестру. Хотя она отдалась ему (а может как раз потому, что отдалась), данная страсть не гасла в нем, а все время нарастала, усиливалась, буквально разрывала его, иногда доводя до состояния полубезумия. Случались такие мгновения, что он не мог без нее выдержать, бросал все к чертям и мчался туда, где была Екатерина. Цели данных встреч он называл «обозначением своей власти над самым красивым под солнцем созданием». Он не остановился даже перед тем, чтобы взять ее с собой на Венский Конгресс и эпатировать всю Европу кровосмесительным союзом.

Он писал ей: "Знаю, что ты меня любишь, и мне это необходимо для счастья, но как сравнить это с моею страстью! Я обожаю тебя как безумец, как одержимый, как маньяк!".

Никаких тайн друг перед другом у них не было. Когда в 1812 году Багратион скончался от ран, полученных в битве под Бородино, Екатерина написала брату, не называя Багратиона по имени: "Ты прекрасно знаешь, какие отношения соединяли меня с "ним", и помнишь, как я вспоминала, что "он" владеет документами, которые могут меня серьезно компрометировать, если окажутся в чужих руках. "Он" стократно клялся мне, что уже их уничтожил, но, хорошо зная "его", я сомневаюсь в правдивости "его" слов. Так что прошу тебя, потребуй, чтобы тебе выдали все оставшиеся при «нем» бумаги, и дай мне возможность их все просмотреть, чтобы я могла спокойно ликвидировать то, что мое".

Александр незамедлительно исполнил ее просьбу и, отсылая компрометирующие бумаги, приписал в качестве сопровождения: "Скажи, дорогая приятельница, можно ли Тебя любить больше, чем люблю Тебя я?".

И обо всем этом Наполеон знал.

В историографии издавна господствует обоснованное и принятое за аксиому мнение, будто бы Бонапарт и вправду намеревался жениться на Екатерине Павловне, то есть, он желал, чтобы царь Александр ему не отказал. Лично я считаю подобный взгляд неверным и сейчас постараюсь это доказать. Данный вопрос оправдывает потраченные на нее усилия, поскольку книжка эта является отчетом об игре в покер, а казус Екатерины был наиболее важной раздачей в этом раунде игры.

Торговлю Наполеон начал еще в Эрфурте, 12 октября 1808 года, поручив Талейрану расспросить Александра по данному вопросу (именно ради этого он и взял старого интригана в Эрфурт). Но не следует забывать, что он сказал Меттерниху: "Я всегда использую его тогда, когда чего-то не хочу". Понятное дело, игра шла рискованная (а ведь это и есть суть покера), ведь если бы царь согласился, то следовало бы или отказаться, тем самым портя отношения, или же жениться на женщине, запятнавшей себя кровосмесительными отношениями.

Так что риск был огромным, но и шанс на согласие был небольшим, учитывая, что Александр ни за что на свете не отдал бы сестру, поскольку это грозило бы ему умопомешательством. А вот обращение к нему с подобным предложением обустраивало наиболее важное дело (упомянутую долгосрочную цель) — должно было окончательно прояснить, является ли про-французская политика царя откровенной, то есть, действительно ли царь желает сохранить перемирие или только лишь замыливает глаза с целью получше подготовиться к вооруженной конфронтации. Согласие отдать любимую женщину было бы с его стороны настолько огромной жертвой, что все подозрения Наполеона должны были бы уйти. В это Бонапарт не верил, но он не был человеком, основывающим свои действия на вере или неверии. Речь шла о крайне важном вопросе: о Европе и о возможности самого ужасного столкновения на континенте, так что ему нужно было иметь неопровержимое доказательство. И в качестве лакмусовой бумажки он безошибочно выбрал великую княжну Екатерину Павловну.

Желая возвести испытание в следующую степень, император приказал Талейрану сделать так, чтобы Александр… сам предложил этот брак. Если бы царь это сделал, доказательство его доброй воли имело бы удвоенную ценность. Но царь этого не сделал. И дело обстояло так:

Талейран, как мы уже знаем, старался быть в Европе представителем Европы против Франции, а не наоборот, и потому, изложив царю проблему, изо всех сил начал уговаривать его не отдавать Екатерину, не выдавая при том даже взглядом, что ему известно об отношениях, соединяющих Александра с сестрой. Перед самым прощанием «великанов», царь в беседе с "братом" упомянул о деле, сказав при этом, более-менее, так: сам он буквально мечтает о том, чтобы Наполеон стал его шурином, тем не менее, хотя он повелитель всей России, он не властен над собственными сестрами, поскольку ими правит мать, царица Мария Федоровна. Как бы ему хотелось иметь в Париже кого-нибудь из членов своей семьи, кто приветствовал бы его на берегах Сены сестринским поцелуем, но, к сожалению, ему не известно, нет ли у матери каких-то иных планов в отношении Екатерины. Понятное дело, лично он после возвращения в Петербург, сделает буквально все, чтобы склонить сердце сестры к союзу с его любимым приятелем, и даже если Мария Федоровна запланировала какой-то иной брак, он не пожалеет усилий, чтобы склонить к изменению решения с ее стороны. Он уверен, что все это удастся, и его мечты сбудутся, во всяком случае, он желает этого, как ничего иного на свете. Однако же, что вполне понятно, он не может здесь, в Эрфурте, на все сто процентов гарантировать результата собственных усилий, перед этим ему необходимо переговорить с обеими женщинами.

Иначе говоря, Александр ответил: да, но… Именно это НО (наряду с отсутствием согласия на российскую вооруженную интервенцию против Австрии) и привело к тому, что Наполеон проиграл эрфуртский раунд императорского покера. Ведь Бонапарт, выслушав приведенную выше речь, уверился в том, что обманул царя, что поставил его перед ужасной дилеммой, перед проблемой: а что делать? Каким образом из всего этого выкарабкаться? Почему корсиканец это делает, неужто он и вправду желает установить самый тесный союз между нами? То есть — как уже было сказано — что подстреленный дробью заяц станет бегать по кругу, не зная, куда ему бежать.

Но все эти рассуждения были ошибочными, поскольку перед царем вовсе не стояла ужасная дилемма, он не задавал себе никаких вопросов и прекрасно знал, что ему делать, то есть, как от всего откреститься. И он решил незамедлительно выдать сестру за кого-то другого, но за кого-то такого, кто не мог бы закрутить голову Екатерине своей красотой и не мешал бы заниматься с ней любовью, как и раньше. И такого человека он нашел вскоре после возвращения из Эрфурта. Им был герцог Георг Ольденбургский, витающий в облаках поэт-графоман и филантроп, с гадкой фигурой, уродливый, неуклюже передвигающийся, а ко всему остальному еще и заикающийся.