Анастасия Туманова - Горюч камень Алатырь

Комната была та же самая. Трещина никуда не делась.

– Прошу вас подождать, княгиня. Скоро его приведут.

– Я никогда не забуду вашей снисходительности, Иван Аристархович. Остаюсь вечная ваша должница.

Полковник коротко поклонился в ответ и вышел.

Ждать в самом деле долго не пришлось: через десять минут в комнату в сопровождении жандарма вошёл Андрей Сметов.

– Княгиня?.. – недоверчиво спросил он. И застыл, уставившись в стену, пока жандарм не вышел и тяжёлая дверь не захлопнулась за ним. Вера молча смотрела на сметовскую хмурую, заросшую чёрной щетиной физиономию, упрямые, сросшиеся на переносице брови, сильно отросшие, перепутавшиеся волосы… Тяжёлое молчание затягивалось. Становилось очевидным, что Андрей, статуей застывший у стены, твёрдо намерен не вымолвить ни слова до конца свидания. Вера вздохнула, села на стул и вполголоса сказала:

– Андрей Петрович, я прекрасно понимаю, с какой целью вы написали моей дочери это письмецо из дурного романа. И поверьте, я здесь не затем, чтобы закатить вам сцену. Сядьте, прошу вас. У меня очень мало времени.

Андрей молча поднял на неё чёрные, воспалённые глаза. Медленно отошёл от стены, сел, положил на выщербленный стол большие, покрасневшие кисти рук.

– Итак – Тобольская губерния, шесть лет? – спросила Вера.

– Полякам удалось уехать? – спросил, в свою очередь, он.

– Полагаю, вы и так знаете, что да. Случись по-другому…

– …я бы это понял в тот же день по поведению господ жандармов, – мрачно закончил Андрей. – Я вам очень благодарен, княгиня. Честно сказать, я весьма дёшево отделался. Взяли-то, выходит, одного меня! Никого больше отловить не удалось! Хотя врали мне на допросах, что у них вся моя пятёрка здесь же по камерам сидит и только очных ставок ждёт! Не было, стало быть, никогошеньки! А один-единственный Андрей Сметов – ещё не есть террористическая организация! Им-то хотелось всех разом накрыть да начальству к Рождеству подарочек преподнести. А вышло-то неудобно: всего один господинчик сидит в камере и не желает отвечать на вежливые вопросы!

– Вопросы действительно были вежливыми? – поинтересовалась Вера.

– Ну-у… когда как, – пожал плечами Сметов. – Жандармы – тоже люди, с нервами… иногда и терпение теряли. Впрочем, ничего, леденящего душу. Жив-здоров, как видите. Через пару дней спокойно отбуду к месту поселения. Чёр-р-рт, жаль! – от души выругался Андрей, ударив кулаком по колену и забыв даже извиниться за «чёрта», – Ведь чуть-чуть закончить не дали! Не могли, язви их душу, хоть месяцем позже меня взять: столько времени даром потеряно… Ведь уж этой весной в Польше начаться должно! Чем-то теперь закончится?..

Снова наступило молчание. Снаружи, за зарешеченным окном мелко сыпал снег. Чей-то дребезжащий тенорок воодушевлённо орал: «Ку-уды сгружаешь, каналья? Куды сбрасываешь? Осади конягу взад, здесь же арестанты ходют!»

– Хотите папирос, Андрей Петрович? – спросила Вера. – Я принесла. Правда, запамятовала, какие вы предпочитаете…

– Что, в самом деле есть? – резко поднял голову Андрей.

– Я – стреляный воробей, – грустно пошутила Вера, вынимая из сумочки коробку «Ароматных». – Ещё с Мишей научилась собирать гостинец в тюрьму. Курите при мне спокойно, я привыкла.

– Благодарю… – невнятно отозвался Андрей, прикуривая от свечи и жадно затягиваясь. Густой дым клубом поднялся к потолку, на миг скрыв от Веры лицо собеседника. Вера незаметно отогнала от себя сизое облако. Вполголоса спросила:

– Андрей Петрович, вы ведь любите Аннет?

– Да, – спокойно ответил он, опуская руку с папиросой на стол.

– К чему же была эта… ампутация без эфира?

– Эфира было не достать, – в тон Вере жёстко отозвался он. – А сроки поджимали. И ампутация делается только в случае крайней необходимости. Вы – сестра медика… думаю, знаете.

– Я знаю также, что на ампутацию всегда требуется согласие больного.

– Не требуется, если больной без сознания или не способен здраво мыслить, – Андрей резко поднялся, бросив папиросу. Отошёл к окну. Не оборачиваясь к Вере, глухо сказал:

– Вера Николаевна, я не такая всё же скотина, какой вам кажусь. Хотя вы, конечно, вправе… и я, чёрт возьми, заслужил. Мне даже оправдаться перед вами нечем. И ведь, казалось бы, ко всему привык, ничем уж, думал, меня не напугать! Но, когда там, в Смоленске… Когда в камеру ко мне пришли и сказали, что меня ждёт свидание с невестой!.. Я уверен был, что явилась наша Семчинова! Знал, что ей сообщат в первую голову и она всё как нельзя лучше организует… есть у этой особы и мозги, и здравость мышления, надобно отдать ей должное! Иду, соображаю по пути, как ей лучше растолковать насчёт поляков… и вдруг вижу Аннет! Аннет! Которая бросается мне на шею, заливается слезами… чёр-р-рт! Вера Николаевна, я… Я так не ждал… и готов совершенно не был… Сам чудом в обморок, как институтка, не хлопнулся! – он ударил кулаком по стене рядом с окном, умолк, ссутулился.

«Бедный мальчик, – подумала Вера, чувствуя, как болезненно сжалось сердце. – И ведь как-то держится ещё…»

– И сделал я, каюсь, самую глупую, самую безответственную вещь в своей жизни! При том, что никакого права на это не имел! Ни тогда, ни прежде, ни… ни вовсе никогда на свете! И за это мне прощенья нет и не будет.

– Вы сказали Аннет, что любите её, – грустно улыбнулась Вера. – Вы, право, очень смелый человек.

– Не смелый, а дурак набитый! – сквозь зубы отозвался Андрей. – Теперь сами видите, как приходится расхлёбывать! Но вы, Вера Николаевна, женщина взрослая и умная. Вы понимаете, что я сделаю всё, на любую цену соглашусь – лишь бы только Анне Станиславовне не вздумалось ехать за мною в Тобольск! Ей там не место! Несчастная любовь, жених-подлец – это всё поправимо, знаете ли… это вашей сестре пережить можно и должно, а вот Тобольскую губернию… Её, матушку, и не исправить, и не пережить, – он повернулся к Вере с кривой усмешкой. – Вера Николаевна… Я сделал преступную глупость, и теперь нужно как-то её поправлять. Вы ведь мне поможете?

– Нет.

– Право? – Андрей поднял на неё тяжёлый взгляд. – Отчего же вы так не жалеете собственную дочь?

– Полагаете, это вы её жалеете?

– Я спасаю её судьбу! – ощетинился он. – Аннет девятнадцать лет! Девятнадцать, сударыня! Какая ссылка, какой Тобольск?! Её ждёт совсем другое!

– Не вам об этом судить, – Вера прямо, холодно смотрела в обозлённое лицо Андрея. – Ума не приложу, почему мужчины сплошь да рядом берутся решать, что лучше окажется для «нашей сестры»! Ломают нам жизнь, рвут по-живому сердце, душу топчут ногами – и пребывают при этом в полной уверенности, что нас же облагодетельствовали! И не смотрите на меня так, Андрей Петрович! Я-то свою дочь понимаю как никто другой!