Игорь Лебедев - Расстрел на площади

— Хорошо.

— Что — хорошо?

— Хорошо, что Абрамова скажет…

— Ну, раз вам все ясно, за работу, товарищи, как говорит Никита Сергеевич Хрущев.

Милютенков не лукавил перед Лидой. Праздник освобожденного труда, который они придумали с Петуховым, ему вдруг предложили провести сегодня утром, когда он ездил в горком комсомола. Первый догнал его уже в коридоре и рассказал, что директиву сбросили из обкома, что электровозостроительный у них на очень хорошем счету и поэтому они надеются, что мероприятие пройдет на достойном уровне. Милютенков внутренне ахнул — надо же! На ходу подметки рвут, но виду не подал.

Улыбаясь одними уголками глаз, первый сообщил Милютенкову, что в случае удачи о секретаре комитета завода будет разговор в горкоме партии и ему обещано существенное повышение. Конечно, речь шла о должности простого инструктора горкома, там и льгот меньше, чем на заводе, и в зарплате он теряет. Но как-то же надо делать карьеру, вырастать из коротких штанишек. Поэтому Милютенков очень «заинтересовался» праздником, подробно расспрашивал главного и пообещал сделать праздник на «хорошо» и «отлично».

Обманул он Лиду, только сказав, будто Абрамова согласилась выступать на митинге. На самом деле Милютенков еще в глаза не видел эту многодетную мать, но так как она была на заводе кем-то вроде штатного оратора, «во всех дырках затычка», и охотно говорила на всех митингах, то секретарь считал вопрос решенным и ложь его не расстраивала. Абрамовой достаточно пообещать путевку в пионерский лагерь — и согласие получено.

День явно складывался удачно. Милютенков потер руки, отхлебнул бледного чайку и подошел к окну. На скамейке возле сквера он увидел знакомую фигурку.

Лида сидела согнувшись и вытирала платочком глаза.

В последнее время она стала совершенной плаксой. По каждому пустяку пускалась в слезы. Наверное, это было связано с ее теперешним положением. Каждое утро она просыпалась с каким-то новым ощущением радости и страха. Всегда отчаянно хотелось есть, и она чувствовала, что маленькое существо внутри ее, еще даже и не человек, как из соски молоко, тянуло все ее силы. Это было полное физическое ощущение сосания, такое новое и непонятное для Лиды. Теперь все ее мысли были направлены на зарождающуюся жизнь, и постепенно окружающее переставало интересовать ее, раздражало и казалось враждебным. Сегодняшняя встреча в комитете комсомола стала таким явным посторонним вмешательством. Раньше бы, конечно, Лида не задумываясь бросилась исполнять поручение Милютенкова, но теперь она размышляла о том, что получки и так едва хватает. А если еще работать бесплатно? И с общежитием ей на днях сказали подождать, и свадьба, значит, откладывается на неопределенные сроки, и ребеночек родится незаконный. Лида залилась настоящими слезами, не могла больше сдерживаться, благо в этот послеобеденный час никого не было возле цветника.

Победа нашла ее спустя три часа все так же тихо рыдающей у входа в цех.

— Ты чего, Лид? Что случилось? — испугалась она.

— Просто так. Настроение плохое, — по-детски кривя губы, пробормотала та.

— Вижу, что плохое. Давай рассказывай, кто испортил. Мы ему всей бригадой сейчас накостыляем, а то еще и московскому писателю все расскажем. Пусть пропишет, как женщин в положении у нас обижают.

Лида, всхлипывая, рассказала подруге о разговоре в комитете комсомола. Победа засмеялась:

— Чего ж реветь? Попляшем хоть. Я слышала, в клуб новую радиолу купили и пластинки. Давай не сопливься. Хочешь, я тебя развеселю? Васька твой тебя искал. Где, говорит, Лидок? Жить он без тебя не может. Вот это, я понимаю, любовь, как в кинокартине.

— Не понимаешь ты, Бедка, в том-то все и дело.

— Да что тебя так расстраивает?

— К-уу-ба. — Лида вновь залилась слезами.

— Не волнуйсь! Кубе тоже поможем.

— Тебе бы все плясать да хихихать. А чего? Ты у мамочки за пазухой живешь. И ребеночка у тебя нет.

— Можно подумать, у тебя есть.

— Будет. А куда я его принесу? В барак? И зарплату каждый день режут: то норму не выполнила, то взносы, то субботники, то вот день освобожденного труда придумали. Васька в прошлом месяце знаешь сколько получил? Смешно сказать, даже в кино ни разу не сходили.

— Будет тебе, Лидка. Меня обидела, а что изменится? Не отменишь же ты своими переживаниями этот праздник.

— Так все говорят. А если бы собраться вместе, письмо какое написать, чтоб платили больше, чтобы общежитие построили. — Тут Лиду словно осенило. — А вот писатель московский приехал! Ведь про нас писать будет. Он все-таки там, в Москве, рядом с начальством, может, ему пожаловаться?

— Тут где-то ходил. Тоже какой-то расстроенный, не в себе. Наверное, роман не получается. Давай Ваську отыщем, скоро уже гудок, может, в парк прогуляемся и к нам зайдем с писателем поговорить.

Васька мылся на колонке, отфыркиваясь, как добрая разгоряченная лошадь. Увидев Лиду, засмущался своего неприглядного вида и стал вытираться, стряхивая капельки воды с волос.

— Лидок, ты, никак, плакала? — Васька не знал, куда спрятать свои большие черные руки со следами въевшегося мазута. — С кем не поладила?

— С комитетом комсомола, — засмеялась Победа.

— Опять Милютенков, гнида, что-то вякнул?

— Сейчас, Вася, я тебе все расскажу. Одевайся. — И Лида прижалась всем телом к голому мокрому Сомову. Рядом с могучей фигурой этого великана Лида казалась совсем девчонкой. Она кокетливо провела пальцем по мокрой бороздке на груди, и Васька совсем потерялся.

— Сейчас, сейчас, — сказал он, торопливо натягивая рубаху.

— Туфли надень, а то, я вижу, совсем тебя Лидка довела, босиком пойдешь по городу. — Победа, помахивая яблоневой веточкой, уже направлялась к проходной.

По дороге Лида болтала без умолку. Она подробно излагала весь прожитый без Васьки день, начиная с томительного сосания в животе, и, когда дошла до сцены в комитете комсомола, разгорячилась.

— Представляешь, Вася, они еще хотят, чтобы я лозунги им писала. Об общежитии ни слова. Ты, говорят, будущий коммунист, помоги людям объяснить. А что я им могу сказать, когда работаешь, работаешь, а хлеба не на что купить.

— Ой, девчонки, я вспомнила, мать сегодня предупредила, в гостинице задержится, какая-то делегация приезжает, а мне хлеба нужно купить. — Победа потащила Ваську с Лидой в булочную.

У входа в магазин тесным кольцом стоял народ — бабки с авоськами, ребятишки, редкие мужики держались поодаль. Победа промчалась мимо всех и через минуту выскочила с недоуменным выражением лица:

— Нету почему-то хлеба. Мне сказали, что сегодня не завозили. Все ждут.

— Ишь какая хитрая, хлебушка захотела, — послышалось из толпы, — прямо как с Луны свалилась.