Игорь Лебедев - Расстрел на площади

— «…Вложили мы свои кровным трудом нажитые деньги в государственные облигации, а назад получить не можем. Вот и стали обклеивать облигациями стены бараков, будто бы обоями…»

— Складно выводит, — восхитился Васька, услыхав, в какие слова облечена Игорем его мысль. — Сразу видать: писака!

— «Уважаемый Никита Сергеевич! — продолжал Игорь. — Приезжайте к нам в город Новочеркасск, поглядите, как мы тут живем, и не верьте начальникам, когда они будут говорить, что все прекрасно. Потому что жизнь эта не человеческая, а хочется пожить по-людски, чтобы не испытывать нужду, и чтобы дети были счастливы, и чтобы все было вокруг хорошо. Только жизнь эта кажется нам далекой-далекой, как в кино, и такой же несбыточной. — Казалось, Игорь изливает на лист бумаги и свою собственную горечь по поводу несбывшихся надежд. Обращение к Хрущеву получалось весьма эмоциональным и драматичным. — Помогите нам, пожалуйста, уважаемый Никита Сергеевич! Только вы один и можете нам помочь!»

— Последнее это ты зря написал, — заявил Григорий Онисимович. — От Хрущева добра не жди, потому он и Хрущев. Был бы жив Иосиф Виссарионович, не надо было бы таких писем писать. Сталин бы тут живо порядок навел!

— Ничего-ничего, — возразила Победа, — пусть так останется, как написал. Очень пробирает. Я бы на месте Никиты Сергеевича не сдержалась и приехала, когда люди так просят. Хотите, я еще стих придумаю, пусть Никита Сергеевич прочитает!

— Стих не надо, — одернул Игорь. — Это все-таки официальный документ.

Победа обиженно пожала плечами, но спорить не стала. Не надо так не надо. Сами потом будете жалеть.

Даша молча сидела в дальнем углу. По выражению ее лица было видно, что происходящее здесь, на кухне, не вызывает у нее одобрения; но она уже не возражала и не пыталась отговорить друзей от опрометчивых действий.

Даша теперь и сама не знала, какой поступок правилен, а какой — нет. Случившееся сегодня словно опрокинуло все прежние представления о добре и зле.

— От нас, и только от нас, зависит, сможем ли мы добиться завтра чего-нибудь серьезного, — патетически произнес Игорь, отложив в сторону перо. — Я с утра направляюсь на центральную площадь, к горкому. Надеюсь, состоится крупный разговор с областным начальством, если, конечно, правда, что Певцов действительно прибыл из Ростова. Но этого мало. Москва должна узнать о том, что происходит сейчас в Новочеркасске. Я предлагаю перекрыть железнодорожную ветку и остановить движение поездов. Это будет серьезное основание для того, чтобы центральные власти повернулись к вашим проблемам. Иначе ведь и не обратишь на себя внимание!

— Как это: остановить движение поездов? — поразился Сомов.

— Очень просто. Выйти на рельсы и перегородить собой путь. Возвести баррикады…

— Ну, ты мне этого не объясняй, — усмехнулся Григорий Онисимович. — Я по этим делам — спец. Еще с военных времен.

— Очень хорошо, — подхватил Игорь. — Значит, завтра с утра вы отправляетесь на железнодорожную станцию. Возьмите в подмогу небольшой отряд из наиболее надежных заводчан. Справитесь?

Григорий Онисимович хлопнул себя по коленям. Этот жест должен был означать: не волнуйся, парень, все будет в ажуре.

— Кроме того, — продолжал Игорь, — мы просто-таки обязаны вовлечь в происходящее рабочих с других предприятий. А то получается, что бастует один электровозостроительный! Нехорошо как-то.

— Есть идея! — воскликнул Васька Сомов. — Махну-ка я с утречка на газораспределительную станцию. Если отключим в городе газ, остальные, как миленькие, к нам присоединятся!

— Отлично, — одобрил Захаренко, — значит, ты займешься газовиками…

— А это не опасно? — тревожно поинтересовалась Лида.

— Ну, что ты, Лидок! — успокоил Сомов. — Ты же знаешь: я мужик осмотрительный.

— А мне что делать? — вставил Виссарион. — Я тоже могу на газораспределительную пойти!

— Еще чего! — взвилась Победа. — Ты, голубчик, будешь сидеть дома! И даже не вздумай высовывать на улицу свой длинный нос! Я тебя не выпущу!

— Выпустишь! — обиделся Виссарион.

— На ключ запру, а не выпущу!

— Ну и дура!

— Ребята, не ругаться, — предостерег Игорь. — Нам предстоят слишком важные заботы, чтобы сейчас ссориться и портить друг другу настроение.

— Мне кажется, что мы допускаем ошибку, — медленно проговорила Даша. — Их слишком много, у них танки. А у нас?

— Нам не нужны танки! — вскричал Григорий Онисимович. — Мы в своей стране и будем вести себя так, как считаем нужным. Плевать я хотел на их танки!

Даша не ответила, лишь головой покачала.

Вновь раздался звонок; все переглянулись: кто бы это мог быть — так поздно? И Виссарион побрел отворять.

— Дядя Игорь, тут вас спрашивают! — крикнул он из коридора.

В дверях стоял коротко стриженный, с военной выправкой человек в поношенном пиджачке. Он протянул Игорю сложенный вчетверо листок бумаги.

Развернув записку, Игорь мгновенно узнал знакомый почерк. Он едва удержался от удивленного возгласа.

— Кто это, Игорь? — спросила из кухни Даша.

— Вы ошиблись, — сказал Игорь мужчине, возвращая записку. — Так и передайте…

Мужчина внимательно поглядел на Игоря и кивнул.

Виссарион захлопнул дверь и вернулся в кухню, а «московский литератор» замешкался в коридоре.

Стиснув зубы, он пытался одолеть внезапную слабость в коленях.

Перед глазами стояли размашисто начертанные карандашом цифры: «12.30».

В два часа ночи Митину часть подняли по тревоге. Сначала казалось, что это обычная учебная тревога, — секундное одевание, построение, объяснение тактической задачи. Однако на этот раз Митя по лицам Школьника и командира части, по тому, как они о чем-то зло спорили с замполитом, понял, что дело какое-то необычное. Митя обратил внимание, что Школьник уже не вышагивал привычно перед строем, как петух, и не проверял обмундирование, он что-то долго и лихорадочно помечал в записной книжке и издалека пристально рассматривал солдатский строй. Замполит без конца крутил ручку полевой «вертушки» и натужно кричал:

— Але! Але! Город! — и бросал трубку.

Потом перед строем был зачитан приказ о том, что в данный момент они, направляясь на ответственное государственное задание, должны дать подписку о неразглашении тех обстоятельств, с которыми столкнутся. Выстроилась длинная шеренга тех, кто обязан был дать такую подписку. Вместе с солдатами подписывались и офицеры.

Мите это напоминало какой-то жуткий сон. Ночной пронизывающий ветер безжалостно дул в грудь, они уже час стояли на плацу, и вереница серых фигур все двигалась и двигалась к треугольнику фонаря, под которым стоял стол Кто-то попытался узнать причину тревоги. Школьник занервничал и зашипел: Молчать’ Прилет время, все узнаете.